— Ты нагоняешь на меня страх, Боб, — сказал другой солдат.

— А кто бы тут не испугался? — спросил тот, которого звали Боб. — Я думаю, даже сам лорд Гвиллок дрожит у себя в доме от страха.

— Как бы то ни было, но мы захватим его. Невозможно, чтобы он снова сбежал. Весь парк окружен, и, если он захочет взобраться на изгородь, то оставит там свои кости.

— Оборотня не схватишь.

— Кончай, Боб, болтать про нечистую силу. Ведь сумели же матросы крейсера всадить ему пулю в грудь. Лорд Гвиллок, который видел его рану, утверждает, что Тигр — человек, как и мы, и из тела его текла такая же кровь, как наша.

— Такая же кровь?

— Конечно. Этот пират просто очень удачливый малый. И очень смелый, конечно. Но все равно, он мошенник, достойный виселицы.

— Каналья, — пробормотал Сандокан. — Если бы я не сидел в этой печке, я бы тебе показал, кто я такой!

— Давайте, — опять начал первый голос, — посмотрим вон в том углу.

— Здесь его нет. Пойдем искать в другом месте.

— Не торопись, Боб. Видишь вон ту огромную печь? Не худо бы заглянуть в нее.

— Издеваешься? — сказал Боб. — Станет он прятаться в какой-то печи. Говорю тебе, нет здесь никого.

— Пойдем посмотрим на всякий случай.

Сандокан и Янес отползли насколько возможно в дальний угол печи и почти зарылись там в пепел и золу.

Миг спустя железная заслонка была отодвинута, и полоса света проникла внутрь; однако не настолько яркая, чтобы осветить всю печь. Солдат сунул голову, но тут же отпрянул, звучно чихая.

Пригоршня пепла, брошенная ему в лицо Сандоканом, сделала его черным, как каминная труба, и почти слепым.

— К черту все это! — воскликнул солдат. — Эту адскую топку сто лет не чистили. Пойдемте отсюда на свежий воздух. Здесь просто нечем дышать.

Топоча, как слоны, и бренча оружием, солдаты вышли из оранжереи, с грохотом захлопнув за собой дверь. Еще несколько мгновений слышались их шаги и голоса, потом все стихло.

— Тысяча чертей!.. — переводя дух, воскликнул Янес. — Еще немного, и этот солдат накрыл бы нас здесь. Минуту назад я бы не дал и пиастра за наши шкуры. Поставлю свечку Мадонне дель Пилар.

— Момент был неприятный, — подтвердил Сандокан. — Когда я увидел в двух футах от себя эту каску и красный мундир перед глазами, я едва удержался от того, чтобы открыть огонь.

— Вот это было бы некстати!..

— Но теперь нам бояться нечего. Они перероют все в парке, а к утру успокоятся и пойдут спать.

— А когда мы уйдем отсюда?.. Ты же не думаешь сидеть тут целую неделю. Наши праос, возможно, уже добрались до устья речки.

— У меня нет никакого желания оставаться здесь, тем более что провизии у нас нет. Подождем, пока охрана уменьшится, и ты увидишь, мы вырвемся отсюда.

— Слушай, Сандокан, пойдем пошарим, не найдется ли что пожевать и смочить горло.

— Пойдем, Янес.

Португалец чувствовавший, что задыхается в этой печи, полной золы и пепла, высунул вперед карабин, потом выполз до самой заслонки и ловко прыгнул на одну из кадок поблизости, чтобы не оставить на полу следы сажи.

Сандокан проделал тот же предусмотрительный маневр и, прыгая с кадки на кадку, они добрались до двери оранжереи.

— Никого не видно? — спросил он.

— Вокруг все темно.

— Тогда пойдем нарвем бананов.

Они двинулись к зарослям, которые росли вдоль аллеи и, найдя несколько банановых и апельсиновых деревьев, набрали вдоволь плодов.

Они собрались вернуться в оранжерею, когда Сандокан неожиданно остановился.

— Подожди меня здесь, Янес. Пойду посмотрю, где солдаты.

— Не валяй дурака, — ответил португалец. — Пусть они ищут нас, сколько хотят. Нам-то теперь, что за дело?

— У меня есть план.

— К черту твой план. Ночью все равно ничего сделать нельзя.

— Кто знает? — отвечал Сандокан. — Может, мы сможем выбраться отсюда, не дожидаясь утра. Я отлучусь ненадолго.

Он протянул Янесу карабин, выхватил крисс и молча углубился в густые заросли.

Он добрался до последней группы бананов и увидел невдалеке несколько факелов, которые двигались по направлению к ограде.

— Кажется, они уходят, — прошептал он. — Посмотрим, что происходит в доме. Ах!.. Если бы я мог увидеть, хоть на миг, мою Марианну… Я бы ушел отсюда спокойный.

Он удержал новый вздох и направился к аллее, стараясь держаться за кустами.

Завидев дом, он остановился в зарослях манго и осторожно выглянул. Сердце его забилось, когда он увидел, что окно Марианны освещено.

— Ах! Если бы я мог похитить ее! — прошептал он, устремив горящий взгляд на свет, блиставший сквозь решетки.

Он сделал еще три-четыре шага, пригнувшись к земле, и снова остановился.

В окне мелькнула какая-то тень, и ему показалось, что это тень любимой девушки.

Его колебание длилось недолго.

«А что, если еще раз попробовать?.. « — мелькнуло у него в голове.

Не обращая внимания на опасность, он вышел из-за кустов и двинулся к дому. Он был уже в десяти шагах, когда услышал справа какой-то шорох и лязг карабина.

— Стой! Кто идет? — закричал часовой.

Сандокан остановился.

Игра была непоправимо проиграна, даже могла стать последней для него и Янеса.

Нельзя было предполагать, что часовой в такой темноте мог отчетливо разглядеть его, поскольку он был за кустами, однако тот явно слышал шаги и мог покинуть свой пост, чтобы пойти взглянуть или позвать товарищей.

Сандокан опомнился и понял, чем рисковал; он замер и остался неподвижным в своем укрытии.

Часовой повторил окрик; потом, не получив никакого ответа, сделал несколько шагов вперед, наклоняясь вправо и влево, чтобы лучше убедиться, не прячется ли кто-нибудь в кустах. Решив наконец, что ему это лишь показалось, он вернулся на свой пост у двери дома.

Сандокан отступил назад и с тысячью предосторожностей, переходя от ствола к стволу и прячась за кустами, вернулся в оранжерею, где португалец ждал его, терзаясь тревогой.

— Ну что ты видел? — спросил его Янес. — Я дрожал за тебя.

— Ничего хорошего для нас, — ответил Сандокан с раздражением. — Дом охраняется часовым, а парк прочесывают солдаты во всех направлениях. Этой ночью мы не сможем сделать абсолютно ничего.

— Тогда воспользуемся ею, чтобы вздремнуть. Немного отдыха нам бы не повредило.