две сотни бронетранспортеров. Наступление было остановлено, при этом египтяне потеряли более двухсот пятидесяти танков, а израильтяне – всего сорок. 15 октября началась контратака израильтян. К тому времени египетское наступление окончательно захлебнулось и в командовании противника возник разлад. Военное командование осуждало президента Садата за нерешительность – надо было наступать раньше, а тот, в свою очередь, обвинял генералов в авантюризме (дальнейшее развитие событий показало, что нерешительность Садата была более обоснованной, чем эйфория от первых успехов, испытываемая военным командованием).

В ходе боевых действий израильтяне в корне изменили свою тактику – теперь ставка делалась не на авиацию и танки, а на «узконаправленные» операции пехоты, выводившей из строя ключевые пункты египетской обороны. Впоследствии, по окончании военных действий, эти наработки легли в основу изменения военных доктрин Соединенных Штатов и Советского Союза. Американцы назвали новую стратегию «активной обороной», а в советском варианте аналогичная доктрина называлась «силовым прощупыванием обороны», но смысл был один – выявление слабых мест в обороне противника с одновременным решением узких задач посредством мотострелковых атак. Израильтяне в очередной раз доказали своим противникам, что победы достигаются не столько силой, сколько разумом. К месту можно привести слова выдающегося русского полководца Александра Суворова, который учил «воевать не числом, а умением».

К 19 октября израильские войска продвинулись на египетской территории до Суэца, Исмаилии и Порт-Саида. Каир был на расстоянии вытянутой руки, совсем как Дамаск, и у египтян, так же, как и у сирийцев, уже не было возможности защищать свою столицу.

«Я никогда ни на минуту не сомневалась, что истинной целью арабских государств было и есть полное уничтожение государства Израиль и потому, даже если бы мы далеко отступили от линии 1967 года, они все равно старались бы стереть с лица земли и государство, и нас, – писала в своих мемуарах Голда Меир. – Я не была настолько наивной, чтобы воображать, будто речи могут кого-то в чем-то убедить. Но 16 октября 1973 года, когда Израиль все еще находился в опасности, я сочла своим долгом напомнить государствам-членам ООН и арабам, почему мы так крепко и так упорно в ожидании мирных переговоров держимся за то, что взяли в 1967 году. Я сказала: «Не нужно особого воображения, чтобы представить себе, что стало бы с государством Израиль, оставайся мы на линии 4 июня 1967 года. Тот, кто не может вообразить себе эту кошмарную картину, пускай вспомнит, что произошло на Северном фронте – на Голанских высотах в первые дни войны. Не куска земли хочет Сирия, а возможности снова направить свои орудия с Голанских высот на поселения в Галилее и свои ракеты против наших самолетов, чтобы под их прикрытием сирийские дивизии ворвались бы в самое сердце Израиля. Не нужно особенного воображения, чтобы представить себе судьбу государства Израиль в том случае, если бы египетские армии сумели победить израильтян в Синайской пустыне и выдвинуться к израильским границам… Снова война должна была покончить с нами – как с государством и как с нацией. Арабские правители делают вид, будто их цель – выйти на линию 4 июня 1967 года, но мы знаем, какова их истинная цель – полное покорение государства Израиль… Мы должны полностью осознать эту истину, какой бы суровой она ни была, для того чтобы мобилизовать все наши внутренние ресурсы, все ресурсы еврейского народа на победу над нашими врагами, чтобы мы могли сражаться до тех пор, пока не разобьем всех, кто нападает на нас».

Дальнейшее развитие событий определялось уже не на поле боя, а за столом переговоров. Советский Союз был настроен весьма решительно – планировалось высадить советский морской десант для обороны Порт-Саида и решался вопрос об отправке в Египет семи воздушно-десантных дивизий, которые должны были защищать Каир от израильтян. 20 октября в Москву прибыл государственный секретарь США и советник президента Ричарда Никсона по национальной безопасности Генри Киссинджер. В ходе переговоров был выработан проект резолюции, принятой Советом Безопасности ООН 22 октября 1973 года. Как обычно, эта резолюция требовала «вывода израильских вооруженных сил с территорий, оккупированных во время недавнего конфликта» и «прекращения всех претензий или состояний войны», а также утверждала необходимость «достижения справедливого урегулирования проблемы беженцев» и «обеспечения территориальной неприкосновенности и политической независимости каждого государства в данном районе». Израиль был готов к выводу войск с оккупированных земель, но только в обмен на твердые гарантии безопасности, которые никто из арабских соседей предоставлять не собирался. «Три «нет» свелись к двум: «нет» миру с Израилем и «нет» признанию Израиля, а на переговоры арабам все же пришлось пойти.

Нефтяной кризис

Следствием Войны Судного дня стал нефтяной кризис 1973 года, о котором уже упоминалось выше. 17 октября 1973 года все арабские нефтедобывающие страны отказались поставлять нефть странам, поддержавшим Израиль в ходе Войны Судного дня, начиная с Соединенных Штатов. Нефтяное эмбарго было отменено уже в марте 1974 года, но своих «изолирующих» целей оно в определенной мере достигло – почти все африканские государства разорвали дипломатические отношения с Израилем. Но у любой медали, как известно, есть две стороны. Кризис переориентировал мир с режима бездумного потребления энергии в режим экономии. В частности, «прожорливые» автомобили с восьмицилиндровыми двигателями стали вытесняться экономичными четырехцилиндровыми моделями.

Женевская мирная конференция

21 декабря 1973 года в Женеве начала работу мирная конференция, в которой участвовали представители Израиля, Египта и Иордании и посредники – Генеральный секретарь ООН Курт Вальдхайм, министр иностранных дел СССР Андрей Громыко и государственный секретарь США Генри Киссинджер. Израиль наложил вето на допуск к участию Организации Освобождения Палестины, поскольку в ее программе был пункт об уничтожении Израиля. В знак солидарности с палестинцами отказались от участия сирийцы.

«Конференция была средством собрать в одну упряжку все заинтересованные стороны для одного символического акта и сделать так, чтобы каждый, хотя бы на некоторое время, смог проводить сепаратный курс, – писал впоследствии Киссинджер. – Было сложно не только организовать такую большую встречу, но и держать ее в бездейственном состоянии, в то время как дипломатия возвращалась к практике двусторонних каналов». Говоря более простым языком, целью американской дипломатии было заключение сепаратного соглашения между Израилем и Египтом – к тому времени окончательно стало ясно, что Израиль никогда не сможет договориться со всем арабским миром разом. К тому же Киссинджер советовал израильскому правительству и, в частности, министру обороны Моше Даяну, не проявлять поспешности в переговорах с арабскими странами, поскольку подобное поведение могло быть истолковано арабами как проявление слабости. Кроме этого, американцы хотели