Дело пахло плохо. Эдак не только дурную не вытащат, но и Сантория выдать могут. Надо прорываться.

— Верд! — умоляюще заныл Санни. — Талла могла и добровольно с ним пойти!

Следующий удар оказался таким сильным, что подвернувшийся парнишка выронил пику и описал полукруг прежде, чем растянуться.

— Без тебя, что ли, не знаю?! — наёмник повторил манёвр, ни на шутку напугав служивых. — Думаешь, не знаю, что они там делать станут?!

Развернулся к бородачу, готовый снести его, как табун диких лошадей сносит ветхий плетень. Но тот и не подумал защищаться, лишь расхохотался, от чего кончик бороды принялся язвительно подрагивать. Старшой вложил меч в ножны и поднял руки, что далось ему с трудом из-за давящего смеха:

— Ой, не могу! Муж?

Верд, помедлив, кивнул.

— Рогоносец! — смекнув, к чему клонит мужик, вставил Санни.

— Ещё один! — хохотнул старшой. — Братцы, стой! Это очередной ревнивец к нашему Борею!

Нарастающий тревожный топот сменился дружным рёготом.

Охотник затравленно озирался, не понимая, когда потасовка превратилась в шутку:

— Смешного-то что?

— Нет-нет, ничего! Муж всяко имеет право взревновать! Так, ребята?

— Так! Так! А то! — отозвались подчинённые, не спеша расходиться, но уже потихоньку начиная заниматься своими делами.

— Если этот женолюбец успел… — с угрозой начал Верд.

— То мы сами его тебе выдадим! — с готовностью пообещали ему. — Мы нашего сотника ещё и подержим, пока ты его колотить будешь! Так, братцы? — борода продолжила свой ехидный танец.

Наёмник неуверенно потянулся к размалёванной двери.

— Так мы пойдём тогда, да? — заискивающе поинтересовался Санторий, пряча дубину за спину и аккуратно снежком присыпая тела тех, кто позорно пал в бою и пока не решался вставать.

— Идите, идите! — старшой приглашающе отодвинулся в сторону. — Токмо железки туточки оставьте, а то мало ли… Поранится кто…

Расставаться с мечом охотнику не хотелось, но в том, что Борьку и без оружия пристукнет, он не сомневался. Поэтому расстегнул перевязь и, бросив на бородача колючий взгляд, вошёл в дом. Удара в спину так и не последовало. Лишь согласный смех.

Всякий вояка считает, что многое пережил и отвык удивляться. Что поле боя полно ужасов, способных ожесточить любую душу, что в сражении познаёшь настоящую беду и боле не заботишься о мирной жизни.

Но это лишь до тех пор, пока бравый вояка не оказывается в доме, где живут пятеро детей.

Разгром, который иной грабитель постесняется после себя оставить, гвалт, звенящий в ушах, писк и постоянное хныкание.

— Мау! — понимающе поздоровался толстый, но местами плешивый кот, вцепившийся когтями в балку над дверью.

Маленькая конопатая девочка с двумя по-разному заплетёнными косичками, задумчиво засунув палец в нос, тянула кота за хвост. Зверь не сдавался, но, судя по глубоким бороздам в пядь длиной над его лапами, малютка отличалась терпением.

— Апчхи! — поприветствовала она гостей и завопила: — Па-а-а-а-а-а-а!

— Ма-а-а-а-ау! — обречённо подхватил кот.

В дальней комнате что-то рухнуло. В ответ раздался весьма узнаваемый, но наполненный паникой визг сотника Борея:

— Я вам сейчас уши оборву! Что, милая? Бегу, золотце!

— Оно само-о-о-о-о! — убедительно соврали из комнаты, где рухнуло.

Золотце со чпоком вытащила палец из носа и принялась критически сравнивать добытое с гостями. Сравнение оказалось не в пользу мужчин.

— Что слу… — примчался на зов Борька, но тут же смущённо замолчал.

Не давеча, как час назад этот холёный ухоженный красавчик наслаждался всеобщим вниманием в «Кольчуге». А внимания-то, оказывается, ему и без того хватало. На плечо блондинчику со знанием дела отрыгивал упитанный карапуз. Он же так крепко сжимал в кулаке золотистые локоны, что Борьке приходилось наклонять голову на сторону, чтобы не остаться без них. На ноге у красавца восседала непрерывно чихающая и крайне похожая на первую девчушка, но помладше и без конопушек. Эта вообще была копией сотника, что наводило на мысль…

— Твои? — только и смог выдавить Верд.

— Это… Это… Н-н-нет, — замялся Борька. — Подкинули… То есть, дали на передержку…

— Па-а-а-а-а-а-ап! — за стенкой снова громыхнуло и зазвенело. — А-а-а-а-пчхи! Оно само-о-о-о!

— Оно и правда само, я видела! — подтвердили оттуда же голосом Таллы.

— Я всё объясню! — пообещал Борей, пытаясь стряхнуть дочку с сапога.

— Он всё объяснит, уважаемый, — серьёзно подтвердила конопатая, невинно сдёргивая кота и ловя его в охапку. — Это не то, о чём вы подумали.

— Кажется, эту фразу дети слышат часто, — прокомментировал Санторий.

Спотыкаясь на обломках игрушек и ощущая какой-то неприятный хруст под подошвами, охотник отправился за колдуньей. Борька семенил следом, одновременно пытаясь отцепиться от мелюзги:

— Я всё объясню! Будь здорова, милая! Я ничего плохого… Ты не подумай… Нет, золотко, это не отрывается… О, ну теперь отрывается. Нет, не трогай папин сюртук. Пожалуйста! Что ж, это уже не отстирать. Теперь это твой сюртук…

Вторая комната не сильно отличалась от первой. На уроненном шкафу восседали близнецы с настолько шаловливым видом, что, проходи они просто мимо, всё одно именно их обвинили бы в крушении. Оба с нескрываемым восторгом играли в волшебных сверкающих нитях, как котята в клубке пряжи. На кровати же, подогнув под себя ноги, и напевая детскую глупую песенку, сидела колдунья. Она собирала нити на пальцы, как на крючки, и совершенно не выглядела ни похищенной, ни растлённой.

— Верд! — Талла радостно вскочила ему навстречу, но запуталась в серебристых нитях, упала навзничь и засмеялась. — А меня похитили! — торопливо наябедничала колдунья.

Верд перевёл многозначительный взгляд на Борьку. Дескать, объясняйся давай.

— Виноват! — не стал отпираться тот.

— Он виноват, — кивнула конопатая и протянула кота: — Хотите Барсика подержать?

Верд воздержался, хотя весь вид животного говорил о том, что он готов отправиться хоть шваргам на ужин, лишь бы подальше от маленькой чертовки.

— Много теряете, — заключила она и покрепче стиснула питомца, отчего у бедняги полезли из орбит глаза.

— Мау! — укоризненно сообщил Барсик наёмнику.

— Апчхи! — чихнула ему в загривок маленькая хозяйка.

— Дай! Дай! — потребовали близнецы, увидев, что до любимца семьи добрался кто-то ещё. На котовьей морде отпечаталась бесконечная скорбь.

— Да оградят меня Боги, — Санни осенил себя знаком Ножа, но вовремя исправился, и вместо этого осенил Ключом присутствующих: — Да благословят они сей гостеприимный… Ай! — наступил он на что-то возмущённо пискнувшее и ошалело закончил: — дом…