Прошло уже восемь лет. Достаточно, чтобы либо простить человека, либо окончательно вычеркнуть из памяти. С Санторием не получилось ни то, ни другое. Всякий раз проезжая мимо Больших Храмовников, наёмник не отказывал себе в удовольствии навестить знакомого. Напиваясь с друзьями на один вечер, он снова и снова вспоминал, что с Санни и самое дешёвое пойло казалось вкуснее. Сражаясь против двух, трёх, четырёх врагов, он каждый раз спиной чувствовал… что один. Как и тогда.

— Верд? — уж насколько Санни был непробиваем, но и он почуял неладное. — Ты не хочешь мне ни о чём сказать?

Охотник сощурился, но промолчал.

— Что-то случилось, да? — пробежавший через их стол сквозняк скинул капюшон с головы колдуньи и растрепал волосы.

Верд скрестил руки на груди и долго проницательно смотрел на Сантория. Наконец произнёс, вырубая каждое слово ровно из дерева:

— Возможно мне не стоило вмешиваться. Ни тогда. Ни сейчас. На этой виселице вздёргивают дезертиров, Санни. Ты сам сказал.

Он считал, что давно забыл. Не простил и не пережил, но хотя бы просто забыл. Но оказавшись в этом проклятом городе, в их знакомой таверне, в месте, где они, молодые и дурные, поклялись всегда защищать друг друга, как братья, он снова пережил это.

Тогда тоже была зима. Лютая, морозная, царапающая кожу ветром. И они, два идиота, отправились в самоволку. Великим воинам не страшны пограничные стычки, а ведь именно такими они себя и мнили.

Дюжинный отряд.

Верд знал, что у любой дружбы есть цена. Что вряд ли побратим вступится, если он разозлит, к примеру древнего ящера. Что вдвоём против армии они не выстоят.

Но ценой их дружбы стал дюжинный отряд.

Двенадцать человек. Всего-то.

Санни сбежал. Пришпорил коня и, не оглядываясь, дал дёру.

А Верд остался биться. Один. Как и всегда.

Он ещё долго слышал удаляющийся топот копыт, крики друга… бывшего друга, понукающего лошадь. Эти крики многажды являлись ему во сне. И всякий раз, израненный, не способный самостоятельно сходить по нужде, униженный, он понимал, что всё это — цена доверия. И больше он её платить не станет.

— Она просила меня вернуться, — тоненько прошептал Санторий. — Лала просила меня вернуться… живым…

— Она просит вернуться всех своих клиентов.

— Но она просила меня… особенно. Я должен был Верд, понимаешь?

— Мне всё равно.

Он врал. Верд не любил врать, но признаться, что обида до сих пор жжёт раскалённой кочергой, больнее. Он и не заметил, как прохладная узкая ладошка коснулась его мозолистых рук. И не стал отдёргивать их.

Санни несколько раз вдыхал, чтобы сказать что-то очень важное, но не находил слов. Попросить прощения? Предложить отплатить? Он делал это. Много-много раз. При каждой встрече. И оба понимали, что этого недостаточно.

Он обманул их обоих: друга, доверившегося побратиму, и женщину, которая ждала. Он бросил всех, кого любил. Извиниться всегда будет мало.

— Они не должны узнать тебя, — охотник опустил взгляд вниз. На тонкие бледные пальцы, поглаживающие его ладонь, успокаивающие, будто снимающие с души груз. — Если узнают, — вздёрнут. Поэтому тебе не стоило сюда приезжать. Поэтому я так не хотел.

— Я сильно изменился…

— Твоё счастье.

— Они ведь не искали меня сразу… Дезертира искали бы, а они не стали…

Шрам, разрезающий губы Верда надвое, дёрнулся, как издыхающий змей. Улыбнуться не получилось.

— У них не было причин тебя искать.

— Почему? Верд, что ты…

— Потому что кто-то не смог смириться с твоей трусостью. Кто-то сказал им, что ты погиб в той стычке.

Талла ахнула и зажала рот свободной рукой:

— Это был ты? Ты сказал им, Верд? Ну признайся, ты?

Её вопросы утонули в гомоне. Дверь скрипнула, впуская позднего постояльца: красивого, высокого, изящного и светловолосого. Таких можно встретить лишь на фресках, изображающих остроухих нелюдей, живших в древние времена. Вошедший, чинно кивая в ответ на приветствия, прошёл по залу и занял мгновенно опустевший столик. Изящно кашлянул, призывая разносчицу, и удивлённо воскликнул:

— Верд?!

Охотник поднялся навстречу старому знакомому. Тот с готовностью покинул своё место и, подтащив стул к углу троицы, недоверчиво подбоченился.

— Точно призрака увидел, честное слово!

Верд протянул руку. Его смуглая исчерканная шрамами ладонь, казалось, в лепёшку раздавит ухоженную ручонку.

— Борька, — хохотнул наёмник.

— Борей! — поправил красавчик, краснея от натуги и попытки сильнее сжать лапищу наёмника.

— Бо-о-о-орька! — с нажимом повторил Верд и притянул упрямца к себе, чтобы облапить без обиняков. Воспользовавшись мгновением, бросил строгий взгляд на Санни и Таллу. Мол, проваливайте. Но те, переглянувшись, лишь подпёрли подбородки и с любопытством уставились на парочку.

Наёмник почесал блондинчика за ухом, и правда непривычно заострённым, точно послушную свинку. Талла хихикнула, прекрасно понимая: у всякого прозвища есть своя история, и эту явно стоит услышать.

— Сколько лет! — воскликнул незваный гость, грациозно падая на сидушку и закидывая ногу на ногу.

— Достаточно, — кивнул охотник, не вдаваясь в подробности и пиная Сантория под столом.

— Ай! — дёрнулась колдунья и обиженно потёрла стопу.

Санни же намёка не понял, а если и понял, то проигнорировал. Он злорадно подвигал бровями вверх-вниз, поправил мантию служителя и чинно произнёс:

— Да благословят Боги смелого мужа, присоединившегося к нашей трапезе, — и размашисто осенил объедки знаком Котла.

Борей торопливо рухнул на одно колено, подставляя чело служителю. Санторий, и сам уже поверивший, что с Тремя на короткой ноге, щедро отсыпал благодати и, не удержавшись, завершил благословение щелбаном.

«Узнает», — одними губами произнёс Верд, пока красавчик отвлёкся.

«Иди в ж…», — так же неслышно предложил другу Санни, завершая пассы над макушкой Борьки.

Охотник продемонстрировал слуге Богов средний палец, тот с большим удовольствием благословил и его.

Ряса служителя скрывала личность, а наетое за годы пузо и изрядно прореженная временем шевелюра довершали дело. Охотник надеялся напугать дезертира, заставить опрометью броситься из города, но добился ровно противоположного: Санни бахвалился, всячески привлекал к себе внимание и доказывал, что Верд ведёт себя, как заботливая наседка.

Красавчик между тем уже развернулся к колдунье.

— Интересную же компанию ты себе подобрал, — почти танцевальным жестом он протянул руку дурной. — Сотник Борей Северный Ветер, — представился он.