Я подумала о тех, с кем не смогла попрощаться. О Па, в давящем мраке Дедало. О Пабло на берегу реки. О Люпе, мирно спящей вверху. Что будет с ней? Выживет ли она?

Ладно, хватит. Надо подобраться поближе к Йоти. Пусть я не Аринта, но я должна попытаться спасти Джойю.

Для начала – осторожно спуститься ниже. К самому краю. Свесить ноги. Осталось только убрать руки…

И тут лабиринт снова тряхнуло. Но не так, как в кристаллической пещере. Не так, как на развилке, когда мы едва не наткнулись на тибиценов. Глухая, рокочущая дрожь, куда более грозная и страшная, чем рев монстра, поднялась из самых глубин. Податься назад я не успела – руки соскользнули, потеряли опору, и меня швырнуло в бездну.

В последний момент я ударилась бедром о край и вдруг обнаружила, что вишу над обрывом на предплечьях. Ноги беспомощно болтались над обжигающей пустотой. Вдобавок меня еще и жутко трясло. Ломая ногти, я вцепилась в шероховатый камень. Бесполезно. Подтянуться, заползти на выступ уже не было сил.

И тогда оно пришло, словно голос крикнул в ухо: я не хочу умирать.

Люпе была права. Я – не Аринта. Я – не особенная. Будь она здесь, протянула бы свои длинные руки и вытащила меня. Но Люпе, поверив моей лжи, безмятежно спала в пещере. А я не могла даже сделать то, ради чего пришла сюда. Не могла спасти ни ее, ни Па, ни Джойю.

Руки слабели. Еще один подземный толчок, и я полетела вниз.

Я грохнулась на выступ. Воздух вышибло из легких, спина словно разломилась пополам, острая, слепящая боль пронзила от пяток до затылка. На секунду – может, минуту, может, больше – меня парализовало. Я чувствовала себя мешком, наполненным расплавленным песком. Я лежала на камне, но не ощущала его под собой.

Жидкая чернота разлилась за глазами, закупорила уши. Тишина…

И снова грохочущая дрожь. Яркие звезды прострелили воздух. Я ощутила нарастающую зыбь, словно сама земля сделалась водой и волны катились через меня. Я чувствовала их, но не чувствовала ничего под собой, словно парила над ними. Голова разделилась на две половинки: в одной – грохот и боль, в другой – ничего.

Что-то было не так. Зная, что не могу, я села – неужели? – сбросила, как накидку, собственное тело и, освободившись, не оглядываясь, оставив его лежать на выступе, подползла, чувствуя, как сдираю кожу на коленях, к краю. И глянула вниз.

Он висел подо мной. Йоти.

Не клубящаяся масса дыма и расплавленной породы, что наполняла плавильню, но форма, близкая к человеческой, только громадная, вырвалась из огненного столба, бушевавшего под его шестью конечностями, росшими из туловища, кружившего пепельными вихрями.

Он заговорил, и от звука его голоса дым взметнулся из-под него и завертелся вокруг меня.

Дребезжащий и хриплый, этот голос походил на предсмертную агонию тибицена. Но внутри меня, той меня, что стояла на коленях у края выступа, открылся, над глазом, канал, через который прямо в мозг вонзались его слова.

– Что ты хочешь?

– Остановить тебя, как это сделала Аринта.

Беспомощно трепеща, вибрируя между одним и другим горлом, мой голос безнадежно затерялся. Я стояла на коленях, и я лежала на спине. Но Йоти услышал меня.

– Ты опоздала.

Пальцы стиснули мои плечи. Я зажмурилась в ожидании падения…

– Ты что делаешь?

Я поднималась. Меня тащили вверх.

– Ты что такое вытворяешь? – кричала Люпе и тянула меня на выступ. Вокруг нас кружился взбаламученный жаром воздух. Тут и там в стенах возникали трещины, и Люпе втиснула нас в одну из них. Я ударилась головой о камень.

Вот теперь боль обрушилась на меня со всей силой: пронзала спину и плечи, резала ноги, разрывала голову. И было неважно, что обрывки маминой карты Забытых территорий лежали в кармане. Карта нашего путешествия как будто отпечатывалась на коже, и каждая царапина становилась тропкой, что вела нас дальше, каждый синяк становился ориентиром. И выжженные в моем мозгу слова Йоти уходили в глубину ниткой раскаленных бусинок.

– Ты опоздала.

Земля содрогнулась, и под ногами открылась бездна, но Люпе продолжала тащить меня вперед. Ухватившись друг за друга, мы свились в плотный клубок и камнем полетели вниз.

Я предпочла бы быстрый конец: разбиться о камень или сгореть в пламени, но нет, по воле Йоти, мы катились в самую глубь лабиринта, куда не проникал никакой свет, кроме его собственного.

Камни, по которым меня несло, сглаживались под моей спиной. В ушах громыхало так, словно вода, пламя и ветер смешались воедино. Но дрожь земли прекратилась. Мы остановились.

Я повернулась на бок – посмотреть на Люпе. Голова еще кружилась, и щепка врезалась в бедро. Похоже, мы оказались в еще одной пещере, но настолько вытянутой вверх, что потолок терялся из виду.

– Ты как?

– Привыкаю падать – то куда-то, то с чего-то, – лицо у нее было бледное. – Хорошо бы земля больше не тряслась.

– А до меня как добралась?

– Раскидала камни, – я только теперь заметила, что руки у нее в порезах, ногти содраны, а ноги исцарапаны. И как только она меня тащила?

– Иза, что там случилось? Я думала, ты уже мертвая.

– Мне и самой так показалось, – отшутилась я, потому что не представляла, как объяснить свое странное раздвоение и разговор с Йоти. Люпе все равно бы не поверила. Мне и самой до конца еще не верилось. – Наверное, потеряла сознание.

К счастью, дальнейшие объяснения не потребовались, потому что Люпе уже и не слушала, а смотрела на что-то у меня за спиной.

– Иза, обернись.

Выражение на ее лице было то же, что и в кристаллической пещере. Я проследила за ее взглядом и от удивления открыла рот.

Позади меня, в нескольких дюймах, каскадом изливалось черное пламя, огненный водопад, удерживаемый в рамках невидимого барьера. Но огонь не только стекал вниз, но и стремился вверх, кружась и вихрясь то в одну, то в другую сторону. И мы как будто наблюдали это через стекло.

Стекло. Я поползла вперед.

– Не надо! – крикнула Люпе. – Что ты делаешь?

– Все в порядке. Смотри.

Я медленно поднесла щепку к черному пламени. Люпе ахнула – поверхность слегка вдавилась, как пенка на молоке, – а потом подползла вперед, и мы лежали уже вдвоем.

– Невероятно! И что это такое?

– Стекло.

– Стекло? – она нахмурилась. – Как в окнах у меня дома?

– Да.

– Но откуда оно здесь?