Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А по-твоему, есть что-то более ужасное?
Ночную тишину снова пронзил леденящий душу вой; за ним последовал приглушенный рык: видимо, волки напали на след. Мы вглядывались в темный лес, пытаясь увидеть стаю, но среди множества искаженных теней волков было не различить.
Кассиус провел кончиками пальцев по тыльной стороне моей ладони, словно задавая немой вопрос, и по спине побежали мурашки. Подняв глаза, я увидела, как Кассиус смотрит на меня, но было слишком темно, и я не смогла понять, что означает его взгляд. На мгновение мне показалось, что сама Вселенная толкает нас навстречу друг другу. Я ощутила его дыхание на своей щеке. Я знала: если я приближусь хотя бы на шаг, он меня поцелует.
– Хочешь знать, о чем я буду сожалеть больше всего в этот вечер, милая Аннали? – прошептал он, коснувшись губами моего виска.
Все мое существо замерло от предвкушения, мне очень хотелось, чтобы он еще немного сократил расстояние между нами. Язык словно онемел, и я не смогла ответить ничего вразумительного, но, когда он взял меня за руку, мое сердце мучительно сжалось от счастья.
– Если я не проведу весь оставшийся вечер, танцуя с тобой.
Он мягко потянул меня за собой в сторону бального зала. Когда начался новый вальс, я внезапно подумала о том, что Кассиус так и не ответил на мой вопрос, что он здесь делает.
Я проснулась от собственного крика, пытаясь выпутаться из простыней. Прищурившись от полуденного света, который пробивался из-за полузакрытых штор, я с трудом села. Сильно тошнило. Желудок сжимался от боли. Простыни насквозь пропитались потом, а ночная рубашка липла к телу, словно холодный саван. Комнату наполнил кислый зловонный запах, проникавший мне в нос и рот и затруднявший дыхание. Спотыкаясь, я доковыляла до окон, прижалась разгоряченной щекой к холодному стеклу и начала жадно хватать губами соленый воздух. Постепенно мне удалось прийти в себя. Уже третью ночь кряду мне снился кошмар.
Вернувшись из Пелажа, мы успели пробраться в Хаймур до того, как проснется прислуга. Я не ложилась спать до завтрака, но потом меня все же сморило от изнеможения. Пока я спала, Камилла с тройняшками снова пошли в пещеру за приглашениями на следующий бал. И следующий. И тот, что после него.
На протяжении целой недели мы ходили на балы каждую ночь. Но не все. Грации не могли не спать так долго. У них были занятия с Бертой, которая быстро заметила темные синяки под глазами девочек и начала жаловаться Ханне и Морелле. Затаив обиду, младшие сестры оставались дома, пока мы прихорашивались и выбирали себе наряды из маминого обширного гардероба в соответствии с темой очередного бала. Заверения сапожника Гервера о том, что волшебные туфельки продержатся целый сезон, оказались очень преувеличенными. После недели танцев стежки разошлись, а подошвы стерлись почти до дыр. Нам пришлось поджимать пальцы и влезать в мамины золотые туфли и сандалии. Старая кожа приходила в негодность еще быстрее, и под нашими кроватями постепенно образовались горы изношенной обуви.
Поначалу мне очень нравилось танцевать, бывать в новых местах, знакомиться с новыми людьми. Входя в очередной бальный зал, я очень надеялась увидеть там Кассиуса. Но его нигде не было. Тем временем я начинала уставать все сильнее от бессонных ночей, ложилась спать все позже и позже, но в мои сны стали просачиваться странные видения, связанные с танцами.
Все сны начинались вполне обычно: роскошные платья, красивые залы. Из толпы выходил симпатичный мужчина и протягивал мне руку.
– Потанцуем? – спрашивал он, и мы начинали кружиться в вальсе.
Но постепенно музыка меняла тональность, становилась все более неприятной и монотонной. Мы продолжали танцевать, и зал наполнялся странным светом, окрашивающим все в болезненно-зеленый цвет. Никто, кроме меня, казалось, не замечал ничего странного. Все продолжали танцевать без остановки.
Я изо всех сил пыталась остановиться и умоляла партнера закончить танец, но ноги не слушались и делали шаг за шагом, несмотря на все мои усилия.
– Танцуй со мной, – просил мой партнер, но его голос не соответствовал облику – хриплый и грубый, словно слова произносили сразу несколько человек, которые пытались говорить хором, но все же немного не попадали в унисон.
Я начинала вырываться и мотать головой. Что-то не так. Это какая-то ужасная ошибка. Я хотела покинуть зал сейчас – немедленно! – и тут она хватала меня. Ее кожа была бледной и рябой, как перезревший гриб, слишком большой и мягкий. Черные спутанные волосы вплетались в ее невесомые одежды из серого шифона. Но страшнее всего были ее глаза: злые и черные как ночь, они источали чернильные слезы, которые струились по ее лицу, оставляя грязные дорожки, и падали к ее голым посеревшим ногам. С хитрой ухмылкой, обнажавшей острые зубы, она притягивала меня к себе.
– Потанцуй со мной, – шептала Плакальщица, и я просыпалась, судорожно хватая губами воздух.
– Только не говори мне, что ты еще в ночной рубашке, – проворчала Ханна, решительно входя в мою комнату. Она внесла корзину заштопанных вещей и с шумным вздохом опустила ее на пол.
– Плохо спалось сегодня.
– Всем остальным, судя по всему, тоже. Камилла до сих пор дрыхнет. Не знаю, как ее будить, – разве что зайти в комнату с музыкальными тарелками…
Ханна отвернулась к комоду и начала раскладывать чулки из корзины. Я потянулась. Ноги невыносимо болели. Я стоптала последние мамины туфли, и на моих мизинцах вздулись болезненные мозоли. Нам срочно нужна была новая обувь.
– Сегодня возвращается твой отец, – продолжила Ханна.
– Сегодня? – радостно переспросила я.
Возможно, он вернется из столицы в хорошем настроении, и я наконец смогу рассказать ему все, что узнала о последней ночи Эулалии.
– Мадам Морелла получила письмо вчера после ужина. Она не спала допоздна, вальсировала по дому и распевала радостные вести перед всеми, кто был готов выслушать, – со вздохом сказала Ханна. – Если я еще раз услышу об этих детях… Как ты считаешь, у нее правда будут мальчики?
Тут я наконец почувствовала, что проснулась.
– Не знаю. Маме тоже каждый раз казалось, что теперь-то точно будет мальчик.
Ханна подошла к моему гардеробу и достала голубое платье.
– У нее такой высокий живот… Я думаю, все-таки девочки. Но она так уверена… – сказала Ханна, покачав головой. – Боюсь, как бы она не разочаровалась. Только не подумай, никто из вас не был разочарованием для родителей, – поспешно добавила она с извиняющейся улыбкой.
Я сняла влажную от пота ночную рубашку и надела платье, которое предложила Ханна.
– Кстати о сыновьях… – Ее улыбка погрустнела. – Вы с Фишером проводили время вместе после того, как он вернулся?
– Немного, – напряженно ответила я.
На самом деле мы не общались после ночи в Пелаже. Если мы где-то пересекались, он резко менял свой маршрут, не обращая внимания на мои просьбы. Я даже пыталась проскользнуть в служебный флигель, чтобы подкараулить Фишера у его спальни, но он каждый раз успевал улизнуть. В его комнате всегда было темно и пусто. Он даже перестал ходить на балы, несмотря на отчаянные мольбы тройняшек.