Дюк Глебуардус Авторитетнейший проснулся необычайно рано. Причиной явилось то обстоятельство, что с вечера наследный дюк кутил, — вспомнили молодость в дружеском кругу, — и перебрал крепкого португалльского шампанского.

Глебуардус взял колокольчик и позвонил. Серебряный звон обернулся в голове у дюка тяжелым чугунным колоколом.

В спальне бесшумно возник Самсон.

— Чего угодно, барин?

— Принеси-ка, любезный… — Дюк подумал, махнул рукой. — Рассолу. Или нет, пива пол-пинты. Англицкого светлого.

— И всё-то вы, батюшка Глебуардус, чудить изволите. Где это видано, чтоб пиво по утрам подавать? Как можно?

— Твоя правда, Самсон, — согласился дюк. — Изрядно перебрал вчера. Подай, пожалуй, целую пинту.

— Да уж, чего уж, хватили вы лишку вчера. А вот батюшка ваш покойный в ваши годы…

— Уволь, ну уволь же от своих диссонансов! Пиво неси, шотландку.

Прихлебывая пиво, дюк подумал — кутили и впрямь изрядно. На Набережной, там, где могучая, полноводная Кляуза принимает в себя воды Теренги-реки, Пим вскарабкался на бронзовую царь-пушку и оттуда отдавал матерные команды. А компания пыталась, хохоча, им следовать. Завывали цыгане. Он, Глебуардус, истово бился об заклад с графом Недрибун, что вот сейчас он, наследный дюк, пересечет Кляузу вплавь, насквозь, и рвал с себя камзол. А Пимский всё не унимался:

— По дюку — беглый огонь! Окружай, нахрен! Отрезай, такого-то и такого-то, от реки! Живым, живым брать! И живьем же жарить!

В общем, не дали переплыть. Опять же цыганки эти прилипчивые… За что их Марк так любит?

Глебуардус Авторитетнейший помотал осторожно головой, отгоняя воспоминания. Солнечный луч лег на лицо.

А когда у ворот двора приват-доцента выгружал того из кабриолета, Пимский подал последнюю команду: «На абордаж!» И мешком вывалился на мостовую.

Почему взбрело Глебуардусу Авторитетнейшему немедленно, сразу после завтрака, проведать Пимского? Может, оттого, что вчера у «Трапезунда», первого кабака, коий почтила вниманием высокая компания, Пимский обмолвился: «Дюк, мне тебе надо кое-что поведать, но не здесь и не сейчас. Потому как чертовщина выходит. А сейчас упьемся!» Предложил лишь встретиться завтра, то бишь уже сегодня.

Кабриолет Глебуардуса подкатил прямо к чугунным воротам двора. Во дворе было как обычно — мирно и спокойно. С молодых кленов слетали остатки листвы. Она мягко шуршала под ногами. На скамейке возле качелей, устроенных между двумя деревьями, сидела уже знакомая дюку девочка Настя, из семьи, что занимала цокольный этаж и, кажется, еще и сдавала угол какому-то студенту. Впервые Глебуардус повстречал девочку неделю назад, когда зашел сюда вместе с Пимским. Как оказалось, Пим был с Настей коротко знаком. Тогда вместе с нею оказался тот студент, он сейчас качал ее на качелях. И позавчера, когда дюк оказией проезжал мимо и решил заглянуть к приват-доценту, то застал такую милую сцену: Настя сидела на этой самой скамеечке, прикрыв глаза ладошками, а студент стоял рядом, с большим желтым листом в руке и говорил:

— Вот слышишь, Настенька, ветерок? Видишь, как он вьется вокруг тебя, ластится: поиграть хочет. Он хочет сделать тебе подарок. Ты не подглядываешь?

— Не-а, — девочка помотала головой и плотнее прижала ладошки к глазам.

— А я тебе буду рассказывать, что делает ветерок. Вот я вижу, как он сорвал с ветки большой лист. Это лист не простой, а волшебный. Ветерок недаром выбрал именно его. Сейчас ветерок подхватил лист и понес вверх, выше дерева, выше дома.

— Так он улетел?! — испугалась Настя.

— Нет. Это ветерок хотел показать твой подарок своим друзьям-ветеркам, мол, смотрите, какой он замечательный. А теперь он возвращается. Слышишь? — И студент легонько потрепал листом над головой девочки. — А теперь он кружится вокруг тебя, слышишь? — И студент легонько коснулся листом волос, щеки девочки.

— Ну конечно слышу, — с детской важностью сформулировала Настенька.

— А сейчас ветерок кружит листик прямо над тобой, он хочет положить его тебе на коленки, открывай скорее глаза! — И студент выпустил листик. Серьезными, удивленными глазами Настенька смотрела, как большой ярко-желтый кленовый лист, медленно покачиваясь, опускался ей на колени.

— Вот, Настя, хорошенько храни его, не выбрасывай. Это лист исполнения желаний, если очень чего-то хочется, ты пошепчи ему тихонько, ветерок услышит, прилетит и всё исполнит…

Остановившись у дверей квартиры приват-доцента, дюк позвонил и, не дожидаясь, пока вечно заспанная и недовольная Пелагея затеется отворять, громко позвал:

— Пимский, дружище! Отворяй, — да и толкнул двери. А они вдруг открылись.

В узкой прихожей обозначилась квадратная, совершенно неуместная здесь фигура городового. И некий неприятный голос воскликнул:

— Ба! Кого это занесло в наши пенаты! Какова персона!

Дюк нахмурился.

— Это что за шабаш? Где Пимский?

— А вот про это, ваше сиятельство, мы у вас самих поинтересуемся, — ответил всё тот же голос. — Да вы проходите, ваше сиятельство. Митрин, пропусти дюка.

Городовой отступил, вжавшись в стенку, и впритык пропустил дюка, после чего запер двери.

В гостиной Пимского находились двое. Первый, высокий и жилистый, расхаживал по гостиной. Второй, плотного телосложения мужчина, сидел в невообразимом кресле Пима. Этот был дюку знаком: полковник жандармерии Кэннон Загорски. Он кивнул вошедшему Глебуардусу, нехотя встал, поклонился и снова погрузился в кресло.

— Позвольте, господа, кто соблаговолит пояснить, что происходит? — потребовал разъяснений дюк. — На каком таком основании вы пребываете в доме моего друга, приват-доцента Пимского?

— Мы, ваша светлость, — подскочил к дюку жилистый, — здесь исключительно по долгу службы.

— С кем имею честь? — холодно осведомился Глебуардус Авторитетнейший.

— Дюк, — подал голос Загорски, — позвольте полюбопытствовать — когда вы в последний раз видели Пимского?

— Я не обязан давать отчет. Или вы мне докладываете, чем обязан, или я отсюда прямо к генерал-губернатору.

— Ваше сиятельство, прошу вас с этим повременить. До выяснения некоторых обстоятельств. Да вы садитесь, садитесь, — суетился жилистый, пододвигая дюку второе кресло, — спешить не будем, куда теперь нам с вами спешить…

— В самом деле, присаживайтесь, дюк, — поддержал того полковник. — Чайку выпьем. Эй!

В комнату вошла Пелагея. Хотела было что-то сказать, но только торопливо перекрестилась.

— Пелагея… э-э… Авдотьевна, этот ли господин изволил тут появляться давеча? — осведомился у нее Загорски.

— Он самый, как есть. Являлсись сюда их сиятельства, да не токмо оне являлсись, много их тут быват…

— О тех еще поговорим. А вот его ночью не припомнишь?