Минут через двадцать вошедший в азарт Сашка, подбадриваемый воплями Рины, ухитрился коснуться Меркурия, прыгнув на него с седла. Это было не по правилам, но лошади подустали, и тренер заявил, что на сегодня хватит.

Когда Меркурий прохаживал разгоряченного Митридата, Яре захотелось заглянуть к нему в сознание. Хотя бы на мгновение. Желание было сильным, авантюрным. Прежде Яра никогда бы на такое не решилась, но теперь…

Змейка привычно скользнула в ладонь.

Яра приготовилась. По предыдущим опытам она знала, что это похоже на нырок в воду с вышки. Отталкиваешься, короткий полет, а потом тебя, как пузырьки воздуха, окружают чужие мысли. Хаотичные, часто оборванные. Маленькие пузырьки – быстро рассеивающиеся мысли-однодневки (пойти, купить, что-то кому-то сказать). Вытянутые в цепочку прозрачные пузырьки, которые ходят по кругу, как поезда по Кольцевой линии, – долгоиграющие мысли-стремления. Поступить в институт, выучить греческий язык. И, наконец, огромные слипшиеся пузыри с мутью внутри – то, что мучает человека давно. Туда лучше не соваться, иначе чужая страшная мысль может затянуть тебя и уничтожить.

Змейка скользила в крови у Яры, готовая к прыжку. Яра мысленно слилась с ней, позволила змейке нырнуть и…. внезапно обнаружила, что потеряла равновесие. Колючий снег щиплет щеки и забивается за ворот. Яра привстала и увидела змейку. Она невинно притворялась браслетом. Яра поняла, что змейка оказалась бессильной. Меркурий для нее неуязвим. Она не смогла найти малейшую лазейку и проникнуть внутрь, поэтому Яру и отбросило. Прежде такое случалось только с Кавалерией.

Впервые за все время, что у нее была змейка, Яра усомнилась в ее могуществе. Если змейка может все – почему Меркурий для нее закрытая книга? О том, чтобы подзеркаливать Кавалерию, Яра даже не задумывалась. Что-то подсказывало ей: змейка окажется бессильной.

Трудолюбив тот, у кого не бывает лишнего времени.

Преп. Нил Синайский

Дней за пять до Нового года в ШНыр приехал Лехур – врач из Склифа. Маленький, аккуратный, поблескивающий очочками. И машина у него такая же: маленькая, аккуратная, без единой снежинки, и это при том, что припаркованный рядом автобус Кузепыча напоминал гигантский сугроб.

Защита ШНыра пропустила Лехура, ведь в свое время он ушел отсюда, так и не взяв закладки. Даже пчела у Лехура осталась и жила где-то в шныровском улье, изредка – в важнейшие моменты жизни – навещая хозяина.

Кавалерию Лехур отыскал в Зеленом Лабиринте. Снег, долетавший досюда, таял еще в воздухе, точно Лабиринт покрывал невидимый прозрачный купол. На лбу у Лехура выступила испарина. Он расстегнул куртку. Кавалерия щелкала секатором, ровняя живую изгородь.

Рина, Сашка и Макар пыхтели с саперными лопатками, старательно окапывая корни. Октавий бегал между ними, лаял и производил суету. Недавно Сашка сделал вид, что очень его испугался, и это погрузило Октавия в пучину иллюзий на свой счет.

Макар вытянул из земли дождевого червя и притворился, что сейчас его проглотит. Он надеялся напугать Рину, но она спокойно сказала:

– Не съедай все, оставь мне половинку!

Лехур повернул умное очкастенькое лицо к центру Лабиринта, где, как он знал, находился каменный фонтан с закладкой, дающей жизнь ШНыру. Сотни бабочек порхали вокруг, присаживаясь то на один цветок, то на другой. Лехур подумал, что в движениях бабочек нет человеческой логики. В плане экономии жизненной энергии каждой бабочке было бы мудрее сесть на один цветок, основательно подкрепиться, а потом уже перебираться на соседний. Причем желательно пешком. Тут же был веселый хаос перемещения, когда, едва коснувшись цветка, бабочка сразу срывалась и неслась дальше. Одна из бабочек вырвалась за границу Лабиринта и оказалась в снежном поле под дубами. Недоумевая, сделала петлю, на секунду присела на кору дуба и, спохватившись, вернулась в вечное лето.

– Хорошо тут! Только здесь и понимаешь, где настоящее счастье! – произнес Лехур, как карамельку, обсасывая давнишнюю мечту.

Кавалерия продолжала размеренно щелкать секатором. Лехуру казалось: каждый щелчок ее ножниц отсекает по одной надежде.

– Демагогия, Алешенька, демагогия! Хорошо там, где нас нет. Останься ты в ШНыре, настоящее счастье было бы для тебя в другом месте!

Лехур улыбнулся.

– Ты все такая же! А ведь мы были в одной пятерке!

Рука Кавалерии дрогнула. Она отстригла больше, чем было надо.

– А теперь осталась я одна. Женя и Кира погибли. Ты ушел. Юрик переметнулся к ведьмарям и через три года спрыгнул с Крымского моста. Ни у них не сумел быть, ни у нас, – сказала она грустно и тотчас, не давая себе зарыться в воспоминания, жестко добавила: – Как девушка? Ей лучше?

Лехур оглянулся на Рину, Сашку и Макара, точно спрашивал, можно ли говорить при них. Кавалерия кивнула.

– Как раз о ней я и хотел побеседовать. Элю хотели перевести. У нас таких долго не держат. Не тот профиль. Я бывал у нее каждый день, но… никаких улучшений.

– А берсерки?

– Высиживают мух… – Лехур усмехнулся. – Так медсестры стали их припрягать. Тележку катнуть, выключатель починить, двери перевесить. Мужской работы на этаже хватает.

– И они соглашаются?

– А куда они денутся? Скромный бытовой шантаж. Чайник можно поставить только у старшей медсестры.

– Здраво! – признала Кавалерия. – Удалось что-то узнать о девушке? Фамилия? Адрес? Родственники?

– Она поступила без документов. Врачу «Скорой» назвала свое имя, и все. Но я просмотрел вещи, в которых ее доставили. И вот что нашел во внутреннем кармане!

Лехур протянул Кавалерии мятую фотографию.

– Не представляю, чем это может помочь. Ни подписи, ни имени, ни даты, – сказала та, взглянув на снимок.

– Можно мне? – Макар давно не притворялся, что копает, и вертелся поблизости.

Кавалерия пожала плечами и передала ему фотографию.

– О, псина! Надо же! – Макар повертел снимок и, не зная, что с ним делать, сунул Рине.

Рина мельком взглянула на него и хотела вернуть, но что-то заставило ее посмотреть на фотографию повторно. Молодая женщина обнимала собаку, похожую на английского спаниеля. Вначале Рину заинтересовала собака, и лишь потом она взглянула на женщину. Не узнать ее было нельзя. С фотографии на Рину смотрела Мамася, но Мамася, которой Рина не знала. И прически у Мамаси она такой не помнила. И спаниеля, если на то пошло, у них тоже никогда не было!

«А если это Мамася до моего рождения? Та, которой я не помню? Да нет, не может быть! Мамася родила меня в двадцать!.. Я видела ее на фотках. Совсем девочка, щеки как у хомяка. А тут она такая, как сейчас! Ну, может, чуть моложе… И откуда фотография у Эли?»

– Не надоело смотреть на эту тетку? Я понимаю, если б она в купальнике была, а то… – подал голос Макар, обожавший все опошлять.