Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сама Дапн думала, что среди предков народа фульбе, несомненно, были духи природы. На эту мысль ее навело имя одного из их древних вождей, которое ей назвал Джелани. Вождя звали Абидеми, что означало «рожденный в отсутствии отца». Версию о непорочном зачатии гамадриада отвергла сразу же…
Но она не стала делиться с Векесой своими предположениями. Вместо этого гамадриада пыталась представить, что ждет ее в Basse Santa Su. Она так задумалась, что не заметила, как пролетело несколько часов. Очнулась она, когда на горизонте показались приземистые глиняные хижины, выстроенные на окраине городка.
Автомобиль, заскрипев так, словно он собирался развалиться на части, остановился у ворот дома Джелани. Дапн вышла, попросив водителя подождать.
— Возможно, мне придется вернуться в аэропорт, — сказала она.
Векеса молча кивнул и заглушил мотор.
Дапн через калитку в ограде вошла во двор. И увидела, что к ней спешит Тафари, услышавший шум подъехавшего автомобиля. Нгояма радостно улыбался. Но, заметив, что гамадриада одна, с удивлением спросил:
— А где Могущественный? Неужели он остался в Берлине, а тебя отправил в Африку одну?
Крошечный огонек надежды, теплившийся в глубине души гамадриады, потух. Она поняла, что беспокоилась не напрасно. И в то же время почувствовала облегчение — Джелани не улетел домой, затаив на нее обиду. Но тревога за нгояма была намного больше этой маленькой радости.
— Джелани в беде, Тафари, — едва сумела произнести она. Силы вдруг оставили гамадриаду. Но не мужество, которое одно только и поддерживало ее все это время и позволило добраться до Африки, преодолев все препятствия.
Но Тафари и не нужны были слова. Он сразу все понял.
— Говорил же я ему, что нельзя доверять европейским духам, — с досадой сказал он. — А особенно этому мерзкому кобольду!
Так в одной фразе нгояма выразил свое отношение к Джеррику, которого никогда не видел, но чувствовал к нему инстинктивное отвращение, основанное на том, что он о нем слышал.
Тафари видел, что гамадриада шатается от усталости и пережитых волнений. Она вдруг смертельно побледнела. Не дожидаясь, пока она упадет, нгояма подхватил Дапн на руки и легко, словно она весила не больше пальмовой ветви, отнес ее на террасу. Опустил ее в плетеное кресло, заботливо прикрыл пледом, принес из дома воду и еду — и все это почти в одно мгновение. Этот гигантский нгояма, когда требовалось, умел двигаться стремительнее любого вилорога, но намного бесшумнее.
— Тафари, нам надо торопиться, — тихо произнесла Дапн, утолив мучившую ее уже несколько часов жажду глотком из глиняного кувшина. До этого она даже не могла шевельнуть распухшим во рту языком. — Я и так потеряла слишком много времени. Джеррик обманул меня.
— Молчи, пей и ешь, — буркнул Тафари. — Все, что надо, уже делается.
Только сейчас Дапн заметила, что во дворе перед домом несколько нгояма уже седлали вилорогов. Один за другим они умчались по выжженной солнцем твердой как камень дороге, громким топотом копыт встревожив тишину. Весь Basse Santa Su внезапно затих. Молчали даже птицы и звери. Тропический лес, не умолкающий даже по ночам, словно разом вымер.
— Векеса, — вдруг вспомнила гамадриада о водителе. — Он ждет меня.
— Я расплатился с ним, и он уехал, — ответил Тафари.
Дапн благодарно улыбнулась ему. Она не могла понять, как нгояма успел все это сделать за столь короткое время, и почти не отходя от нее. Но ее волновало другое.
— Мы должны предъявить Джеррику ультиматум…, — начала она, попытавшись встать.
Но Тафари не надо было ничего объяснять.
— Для этого мы должны быть сильнее, — сказал он, прикоснувшись своей громадной рукой к плечу Дапн. Прикосновение было ласковым, но гамадриада снова опустилась в кресло, сама не поняв, как это произошло. — Поэтому я послал гонцов к членам Конфедерации. Уже сегодня вечером вожди самых многочисленных африканских народов соберутся в этом доме. Вабиликимо, итове, абатва и многие другие. Мы обсудим ситуацию и примем решение.
— А если они не захотят портить отношения с Советом тринадцати из-за Джелани? — с тревогой спросила Дапн. — Я помню, было время, когда они враждовали с ним.
— Это были наши внутренние дела, — успокоил ее Тафари. — Африканские духи могут даже воевать между собой. Но когда речь будет идти о противостоянии Африки с Европой, мы забудем о своей вражде, не сомневайся. И будем едины. Никто из вождей не предаст Могущественного, потому что он один из них. Это все равно, что предать себя самого.
Дапн слушала нгояма и успокаивалась. Ее словно завораживал его негромкий голос, в котором она слышала уверенность, силу и мудрость африканских духов, намного более древних, чем духи Европы, и даже ее, гамадриады, родины. А ведь ее род уходил корнями в то время, когда людей еще не существовало, и по всей планете, за исключением океанов, шумели кронами дремучие непроходимые леса…
Незаметно для себя гамадриада задремала. Ей снился Джелани, и это был прекрасный сон. А когда она очнулась, светлые ночные сумерки уже окутали небо.
Ее разбудил скрип открываемых ворот и затихающий топот вилорога. По коротким отрывистым возгласам она поняла, что прибыл один из африканских духов, за которыми посылал Тафари. Это был вождь народа абатва Иму. Гамадриада вспомнила, что Джелани говорил о нем. Его имя означало сумрак, и, по мнению нгояма, он соответствовал своему имени, мрак часто окутывал его мозг. Когда-то он считался главным врагом Джелани. Но первый примчался на зов, когда узнал о беде, в которую тот попал.
А затем двор стал стремительно заполняться тенями, которых встречал сам Тафари, оказывая им надлежащий почет.
Гигантский нгояма напомнил Дапн высочайшую вершину африканского континента — Килиманджаро, название которой с языка местных жителей переводилось как «гора, которая сверкает». И это как нельзя более точно соответствовало облику Тафари, который горой возвышался над остальными духами, сверкая даже в сумраке своим отполированным до блеска огромным ногтем на пальце.
Глава 17
Джеррик был напуган. Шипы на браслете Дапн, пронзившие его ладонь, могли быть отравленными ядом кураре, и тогда его смерть была неизбежна. Он знал, что в Африке произрастает растение Strychnos toxifera,