Я открыл глаза в тускло освещенном помещении. Холодный бирюзовый свет озарял все предметы, но я не видел его источник. Я лежал на железной каталке уже знакомой мне палаты. Теперь было гораздо светлее, и я увидел ее уродливые обшарпанные стены. Вздувшийся бледно-зеленый мелкий кафель на полстены переходил в унылые стены, где огромными кусками отвалилась штукатурка, обнажив сырые стены. В углу явно была сильная течь, и, судя по ярким кругам плесени, уже давно. Я всунул ноги в клетчатые тапочки, завязал синий халат и пошел. Привычный коридор пульсировал белым светом, а обнаженные провода то и дело потрескивали, выдавая мини-молнии.

«Не шуметь!» – как и прежде, пронеслось в голове.

Аккуратными шагами я огибал кафельные препятствия одно за другим, пока не приблизился к двери. Окно покрывал иней, и я по известному ранее опыту приложил свою руку к стеклу. Не представляя, что увижу там, я не торопился убирать ладонь, пока ее очертания не окутал размытый ореол.

«Убирай ладонь», – кто-то приказал в голове.

Я убрал. В иллюминаторе возвысился все тот же лес, окутанный туманом. Мое тело обдало волной ужаса.

– Женя, ну где ты? – невольно прошептал я.

Среди черных стволов появился силуэт. Я прищурился, пытаясь понять, кто это. И тут мое зрение десятикратно приблизило картинку так, словно я настраивал невидимый бинокль. Это была Женя. Она тяжело дышала, руки в ссадинах и крови, колени разодраны в клочья, а крупные рыжие локоны сбились нелепой мочалкой, собравшей колючие иглы. Она опустила глаза и смиренно плакала, потеряв надежду когда-нибудь выйти оттуда. Я ударил плечом в дверь. Она не поддалась. Мне всегда казалось, что стоит лишь слегка надавить на нее, и я окажусь по другую сторону. Но дверной зазор был крайне обманчив, и лишь слегка подавшись вперед, тугая дверь откидывала меня с силой обратно. Я понял, что не смогу попасть туда. Нынешнее состояние не давало желаемого результата, и отсюда дорога была закрыта. Мне было необходимо погружаться глубже, чтоб оказаться с Женей в одном пространстве.

Жалость к ней повисла тяжелым камнем на груди. Теперь я точно знал – она страдает. Бродит, скрывается, пытается выжить в кошмарном лесу. Я побрел назад, погруженный в мысли, как вдруг услышал чей-то стон. Свернув направо, я прошел мимо своей палаты. Конец коридора был плотно завален пружинными кроватями и рваными матрацами. В то крыло я никогда не ходил.

Я оттянул пару тяжелых матрацев, с трудом опустил на пол непонятной силой приплюснутую к больничным дверям кровать и протиснулся в узкую щель. Здесь было темнее и ужаснее. Пол разорвало на две половины, между которыми темнела бездна. От каждого моего шага что-то непрестанно сыпалось и скатывалось в эту пропасть, навсегда исчезая там, так и не достигнув дна.

«Не шуметь!» – в голове раздался приказ.

Я обошел свесившийся кабель и схватился за стену, чтоб перелезть через вздутый кафель. Наполовину выкрашенные стены покрывали корявые надписи «спасите наши уши», «поймешь, когда умрешь». Чуть дальше какой-то психопат исписал все размашистыми пятерками разного размера и формы. Я брезгливо отдернул ладонь, стараясь ни к чему не прикасаться. Стон повторился совсем близко, и я заглянул в ближайшее окно с решеткой на железной двери. Там в полном одиночестве на панцирной сетке кровати сидел человек. Я машинально отшатнулся. Но затем понял, что стонет он.

Толково было б скрыться, пока он меня не заметил, но я застыл, сделав пару шагов назад.

«Я не помог Жене и этому бедолаге не помогу. Зачем тогда я все это затеял?» – размышлял я.

Тихо открыв тугую дверь, я окликнул сгорбившегося старика:

– Эй, дедушка, с вами все в порядке?

Он испуганно оглянулся, и я узнал в нем своего деда Павла. Я не мог так хорошо его помнить, он умер очень давно, когда мне не было и шести лет. Но та всезнающая и бесстрашная часть меня точно знала, что это мой дед.

– Парниша, у тебя выпить не найдется? – тут же подсуетился он.

– Нет, а что, так сильно трубы горят? – подколол его я.

– Да, я здесь уже несколько дней, а у них тут и чекушки не найдешь.

– Дед, это я, твой внук Антон!

– А второй, где санитар? – смутился дед, не слыша моих слов. – Тебе одному меня не удержать, я так просто не дамся. Приходили тут двое в халатах, пытались увести, но я им хорошо отвесил, – закатывая рукав, продолжал он. – Лучше б водочки принесли, я не могу уже. Так хочется, ты бы только знал!

Я просто опустил голову. Ну и как ему помочь, если он живет в своих фантазиях?! Однако не так давно я сам жил в своих фантазиях и не поверил бы ни единому слову о том, что тот лес нереален. Мне остается только врать, как врал мне мой дед Алексей.

– На самом деле я не санитар. Я сосед Людмилы. Заждалась она тебя совсем.

Дед замолк и прислушался. А я продолжал. Мне часто бабушка Люда рассказывала, как дед ухаживал за ней. Три года изо дня в день приходил под окна и звал на танцы. Однажды она купила новые туфли, чтоб идти в дом офицеров, а он их оттоптал. Совсем не умел танцевать. Но потом научился и танцевал лучше всех, потому что сильно любил ее.

– Купила новые туфли, накрутила волосы и ждет тебя у окна. А ты тут сидишь.

Он на мгновение посветлел, с надеждой посмотрел на дверь, но снова осунулся.

– Выгонит меня из нашего дома Людмила, я же снова пьяный приду.

– Из какого дома, вы же не женаты еще?

Дед задумался, словно прислушивался к чему-то.

– Давай, поспеши, а то там Петька весь порог оббил уже.

По рассказам бабушки Петька был ярый дедушкин соперник. И если б дед не подсуетился вовремя, то вышла б за Петьку, потому что уж больно хорошо на гармони играл.

– Петька уже вторую гармонь порвал, наверное, под окнами Людмилы. Торопись, Павел, торопись!

Я оглянулся на дверь, мне показалось, я услышал чьи-то шаги. Когда я повернулся, вместо деда сидел молодой красивый парень моего возраста. Он бодро вскочил на ноги и направился к двери, где его встретили двое мужчин в ослепительно белых халатах. Они взяли его под руки и, подшучивая, вывели из палаты.

Шокированный увиденным, я поспешил за ними. Один из медбратьев резко повернулся и шикнул на меня, как на кота.

– Куда вы его? – не удержался я.

– В рай, – смеясь, ответил он так, что я не понял, шутит он или всерьез.

– А ад есть? – не мог угомониться я, раз уж представилась такая возможность.

– Это и был его ад, – выглянул из-за спины деда другой светящийся медбрат.

– Ты здесь, парень, лучше не задерживайся, – прошептал тот, что был ближе, пронзая меня своими светящимися глазами.

– И не шуми, – добавил другой, игриво подмигнув.

– Людмиле пусть привет от внука Антона передаст, – шепнул я, – передайте ему.

– Он опоздал для встречи с ней, но ты все сделал правильно, – послышался ответ.