– Итак, вы подставили нужные буквы и…

– И ничего у нас не вышло, – объявил Алексей. – Дело в том, что подстановка – далеко не единственный способ шифрования. Есть еще и перестановка.

– Разве это не одно и то же? – спросил Видок.

– Нет. При перестановке вы разбиваете исходный текст на группы в несколько знаков и меняете положение букв в каждой группе. Скажем, делите текст на группы по четыре и первую букву ставите четвертой, вторую – третьей, третью – второй, а четвертую – первой.

Видок достал платок и промокнул им лоб.

– Я чувствую, что шифрование – дьявольски трудная наука, – пожаловался он.

– Не без того, – хмыкнула Полина. – Во-первых, при расшифровке нужно знать, сколько членов в группе, а их может быть сколько угодно, по крайней мере, теоретически. Во-вторых, надо вычислить порядок перестановок, что тоже, сами понимаете, не так-то легко.

– Но вы ведь можете это сделать? – спросил Видок не то что умоляюще, а прямо-таки заискивающе.

– А вот здесь, – торжественно объявила Полина, – на помощь приходит частота отдельных слов в конкретном языке. Например, артикли – какая фраза во французском обойдется без него? Ищем следы артиклей, а затем…

– Мадемуазель, я преклоняюсь перед вами! – воскликнул Видок.

– Словом, и данный способ сравнительно легко раскрыть. Труднее, конечно, чем простую подстановку, но все же можно. Но вот таблица Виженера…

– Что еще за таблица? – спросил Видок упавшим голосом.

– Многие ученые работали над усовершенствованием способа криптографии. Альберти, Беласко, Кардано… Дальше всех продвинулся ваш соотечественник, Блез де Виженер. Он изобрел таблицу, или матрицу, в которой любая буква может соответствовать любой другой в зависимости от выбранного ключа, а ключом может быть какое угодно слово или выражение. Этот шифр называется полиалфавитным, и его практически невозможно раскрыть[12].

– Невозможно? – несчастным голосом переспросил Видок.

– Совершенно верно, невозможно.

– Чтоб ему гореть в аду, тому самому де Виженеру! – вскричал сыщик, яростно взъерошивая короткие рыжие с проседью волосы. – Так что же, у вас ничего не вышло?

– Видите ли, – сжалилась над ним Полина, – таблица Виженера чересчур сложна для использования. Изучив с помощью лупы страницы книжки, я установила, что пробелы между буквами в иных местах слишком малы, а в других – больше, чем должны быть, что все-таки навело меня на мысль о перестановке. Поэтому я решила идти в этом направлении и после нескольких неудач добилась успеха.

В немом остолбенении Видок глядел на барышню Серову, которая прямо-таки лучилась от самодовольства.

– Ах вы… проказница! – вскричал наконец старик, держась за сердце. – Что же вы мне голову морочили какой-то там таблицей? И как же вы все-таки раскрыли шифр Эпине-Брокара?

– Видите ли, – сказала Полина, – я обратила внимание, что, кроме дат, в записной книжке нигде не встречается никаких цифр, а между тем они должны были там быть, ведь наш друг, помимо всего прочего, – шантажист. Поэтому я стала искать цифры, записанные словами, и не сразу, но все-таки добилась успеха.

– Мадемуазель, вы гений! – заявил Видок. – Дайте-ка мне взглянуть на его записи.

Полина протянула ему исписанные листки.

– Я обработала… то есть мы с Алексисом обработали всю записную книжку. Там около сотни записей, в основном за последние полтора года. К сожалению, фамилий нет, только инициалы.

– А тут что такое? – спросил Видок, показывая на два ряда цифр в самом верху страницы.

– Это и есть ключ.

Ключ к расшифровке записей авантюриста был такой:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

7 5 9 2 4 8 1 10 6 3

– Цифры означают, – пояснил Алексей, – что каждая седьмая буква в группе записывается первой, четвертая – второй, десятая – третьей и так далее. Пробел тоже считается отдельным знаком. Например, запись за семнадцатое апреля означает «Пятьсот за письма Д.». И все записи такого же рода. Кто-то платил за письма, кто-то – за какие-то сведения.

– И никаких фамилий? – упавшим голосом спросил Видок.

– Никаких.

– А шкатулка из фиалкового дерева? Есть что-нибудь о ней?

Старый сыщик походил в тот момент на ребенка, который в нетерпении притоптывает ногой в предвкушении новой игрушки, о которой мечтал.

Полина покачала головой.

– Похоже, месье Эпине-Брокар был предельно осторожен. Правда, в последних записях есть кое-что любопытное.

Видок лихорадочно бросился их читать.

«2 мая. Решил переменить условия М.

10 мая. Конверт! Вне всяких сомнений, это он.

1 июня. Пять тысяч франков за сведения о концессиях. Перепродал с выгодой. Удачный день.

Ума не приложу, что мне делать с И.

Разумеется, это исключительные сведения. Но кто их купит?

10 июня. Протоколы – тысяча. Дал знать А.

14 июня. Заплатил сто франков за письма, которые стоят в десять раз дороже. Решил махнуть рукой на И. Слишком много хлопот.

20 июня. На Г. истрачено триста франков. А. раздумывает. На И., кажется, нашелся покупатель.

26 июня. Я решился. Это дело озолотит меня».

– Все одно к одному, – сказал Видок. – Исключительные сведения, слишком много хлопот… Но кто такой И.?

– Понятия не имею, – призналась Полина. – Может быть, тот, кто писал письма?

– И вам не терпится это выяснить, а? – хитро прищурился Видок. – Давайте-ка для начала взглянем на список гостей.

Старый сыщик достал из кармана вчетверо сложенный лист и разложил его на столе. Двое мужчин, старый и молодой, а также молодая женщина склонились над ним и стали изучать.

– Знаете, – проговорил Алексей, – мне как-то не верится, что наш таинственный И. будет в этом списке.

– Не будем спешить, – отозвался Видок, продолжая читать список. – Вот, например, маркиза де Манвиль. Кто знает, уж не является ли она той М., о которой говорится в записи от 2 мая?

– Но ведь нас не она интересует, не так ли? – заметила Полина.

Старый сыщик метнул на барышню, сведущую в тайнописи, пронизывающий взгляд.