— Джо, — покачала Жаннин головой. Откуда все это взялось? — Ты никогда об этом не говорил. Почему сейчас?

— Из-за Софи. Потому что ей нужно, чтобы мы были одним целым. Потому что, когда она уехала, я провел с тобой немного времени и понял, что потерял. Я хочу вернуть свою семью.

— Извини, Джо, — сказала она. — Это не то, чего хочу я.

Он опять замолчал.

— Тебе лучше болтаться со своим парнем с дерева? — спросил он. — Только маленькие мальчики играют в домиках на дереве.

— Я сейчас повешу трубку, — пригрозила она.

— Нет, не надо. Извини. Просто я схожу здесь с ума.

Ей было жаль его. Он страдал, в одиночестве переживая пропажу дочери.

— Я знаю, — мягко сказала она. — Я знаю, что тебе так же тяжело, как и мне. Можешь звонить мне в любое время, ладно? Даже посреди ночи, когда ты расстроен или тебе нужно поговорить.

— Ты тоже, — сказал он. — Хотя, я полагаю, у тебя есть… э-э-э… для этого Лукас.

— Лукас замечательный, — сказала она и почувствовала руку Лукаса у себя на спине, — но он не отец Софи.

— Спасибо, — сказал Джо. — Поговорим утром.

Она повесила трубку и опять легла.

— Он хочет, чтобы мы опять сошлись, — сказала она. — Он говорил уже об этом сегодня в машине. Он сказал, что женщинам, с которыми он встречается, он быстро надоедает, потому что он все еще любит меня. Честное слово, я и понятия об этом не имела.

— Это можно понять, — сказал Лукас. — Но у него странный способ показывать, что он любит и заботится о тебе, когда он с твоими родителями тратит столько времени и энергии, чтобы нападать на тебя.

Она повернулась на спину.

— Ну что ж, — сказала она, — все тайное когда-нибудь становится явным.

— Наконец-то, — произнес он, и она была благодарна ему, что он мирился до этого с ее нежеланием обнародовать их отношения.

Она уставилась в потолок.

— Я не смогу заснуть, — сказала она.

— Попробуй.

Он потянулся, чтобы слегка поцеловать ее в губы.

— Давай оба попробуем. Завтра нам понадобятся все наши силы.

Она, должно быть, задремала, потому что именно сон разбудил ее. Во сне она и Софи были на пляже. Софи была здорова, ее тело хорошо загорело, а на щеках сиял румянец. Ее рыжие волосы, собранные сзади в густой хвостик, были намного длиннее, чем в действительности. Они вместе строили замок из песка и разговаривали о том, что у них будут на обед блины. Это был замечательный сон, и, когда она проснулась и осознала, что не было ни пляжа, ни замка из песка, ни Софи, она расплакалась. Она отвернулась от крепко спящего Лукаса, не желая беспокоить его, и плакала в подушку.

Он все же услышал. Она почувствовала его руку на своей спине, медленно поглаживающую ее вдоль позвоночника.

— Я знаю, как это тяжело, — прошептал он, и она почувствовала его дыхание на шее. — Что бы ни случилось, мы пройдем через это вместе, Жан.

Она повернулась, чтобы позволить ему обнять себя.

— Мне так страшно, — призналась она. — И я знаю, что все начинают думать, что она… что они все погибли. И может, это кажется безумным, но у меня есть невероятно сильное предчувствие, что она жива. Я чувствую это здесь.

Она взяла его руку и положила себе на живот, прямо под ребрами.

— Это не безумие, — сказал он и забрался ей под футболку, чтобы положить руку на ее голую кожу. — Если бы ты чувствовала это в пальчиках своих ног, или в ушах, или в коленях, тогда ты, наверное, была бы ненормальной. Но пока ты чувствуешь это здесь, я бы этому доверял.

Она тихо засмеялась:

— Не дразни.

— Я не дразню, милая. — Он нежно поцеловал ее в губы. — Я люблю тебя.

Его рука переместилась на ее грудь, его прикосновение было нетребовательным и нежным, а когда его пальцы скользнули ниже, под ее трусики, она пришла в необыкновенное волнение. Никогда бы она не подумала, что будет заниматься сегодня любовью, но это занятие любовью было рождено скорее необходимостью, нежели желанием. Оно было успокаивающим, а не страстным; скорее с целью утешить, чем получить удовольствие. А после этого она заснула, крепко прижавшись к нему и положив голову ему на грудь.

Они оба встали до восхода солнца. Пока Жаннин звонила в полицейский участок, Лукас готовил кофе. Внезапное появление Фрэнка в гостиной заставило их резко обернуться. Жаннин поняла, что он увидел машину Лукаса на подъездной дороге.

— Что происходит? — спросил Фрэнк, когда она быстро повесила трубку. — Что он здесь делает? Ты в порядке, Жаннин?

— Со мной все нормально, пап. А Лукас здесь, потому что он — друг.

Фрэнк, казалось, не знал, что сказать на это. Он выглядел еще более неловким, чем обычно, и ей стало жалко его.

— Он был тут всю ночь? — наконец спросил он.

— Да.

— Жаннин нужно было, чтобы кто-то был рядом с ней прошлой ночью, — сказал Лукас.

В руке у него была чашка кофе, и он поставил ее на стойку, будто ожидая, что ему придется в любой момент защищаться физически.

— О, неужели? — Фрэнк уже не старался сдерживать свою ярость. — Здесь мог бы быть Джо, или ее мама, или я сам.

Жаннин взяла руку Лукаса в свои.

— Мы уже несколько месяцев встречаемся, пап. Я не хотела, чтобы ты и мама знали, потому что…

— Вы что? Я не могу в это поверить!.. — продолжал кричать Фрэнк. — Жаннин, ты что, совсем с ума сошла? — Он указал пальцем на Лукаса. — Ты! Убирайся отсюда и приступай к работе.

— Я беру на сегодня отгул, — голос Лукаса звучал спокойно.

Отец неприятно засмеялся, и это было так на него непохоже, что Жаннин съежилась.

— Ты говоришь это так, будто это редкий случай, — с издевкой произнес он. — Ты берешь отгул, черт возьми, когда тебе заблагорассудится.

— Когда моя работа сделана, я не вижу в этом проблемы, — сказал Лукас.

— Ну что ж, это было последней каплей! — Щеки Фрэнка были красными, как в те редкие моменты, когда он бывал в ярости. — Я сегодня же поговорю с Фондом, и тебя уволят.

— На каких основаниях, папочка? — спросила Жаннин. — Из-за того, что он относится дружески к твоей тридцатипятилетней дочери?

— Из-за того, что он безответственный, в лучшем случае. А в худшем… я не знаю, что конкретно это будет, но я уверен, что ты еще многого не знаешь об этом мужчине, Жаннин. Я просил тебя не быть такой глупой, но твоя мать, видимо, права. Ты такой всегда была и, полагаю, никогда не изменишься.

— Уйди из моего дома, папа, — тихо, но твердо проговорила она. — Пожалуйста, просто уходи.