Карта 11

1 – алтарь Императрице Земли; 2 – Императорский сад; 3 – Северный дворец; 4 – Главное зернохранилище; 5 – Арсенал; 6 – дворец Юнъань; 7 – алтари богов зерна и земли; 8 – Каменный мост; 9 – Золотой базар; 10 – Южный дворец; 11 – Лошадиный базар; 12 – главные административные учреждения; 13 – Южный базар; 14 – Мистическая терраса; 15 – Зал Света; 16 – Биюн; 17 – Высшая академия; 18 – Понтонный мост; 19 – Алтарь Небес

А – ворота Ся; В – ворота Гу; С – ворота Шаньдун; D – ворота Чжундун; Е – ворота Мао; F – ворота Кайян; G – ворота Пинчен; H – ворота Яоюань; I – ворота Цзинь; J – ворота Гуаньян; K – ворота Юн; L – ворота Шанси

Бань Гу адаптировал данный жанр оды для прославления двора династии Восточная Хань через поэтический триумф над Западной Хань, а также личного превосходства над Сыма Сянжу. Он попытался продемонстрировать превосходство нравственной серьезной литературы над вычурными фантазиями Сыма Сянжу, а также верховенство ритуально безупречного Лояна над порочными украшениями Чаньаня. Его поэма закончилась воспеванием буквально санкционированного столичного ритуального комплекса, состоящего из Зала Света, Опоясывающего рва и Мистической пагоды.

Автор поэмы сгущает краски вокруг преобразования столицы в великий ритуальный центр, случившейся в последние десятилетия существования Западной Хань, когда при ее дворе усилилось влияние классицизма. Уничтожение родовых храмов в округах приблизительно в 30 году до н. э., то есть в то же самое время, когда культ Небес впервые получил финансовую поддержку императора династии Хань, диктовалось не просто соображениями экономии, как часто об этом говорят, а возрастающим влиянием веры классиков в то, что только потомки пользуются правом жертвоприношения предкам и что поэтому эти жертвоприношения местными чиновниками предкам династии Хань представлялись делом противоправным. В результате в окрестностях столицы удалось сосредоточить императорские родовые культовые сооружения. Но одновременно наблюдалось общее снижение почтения к предкам как отправлению официального культа и усиление акцента на общественных или небесных культах.

Самым значительным небесным культом, возникшим при Ван Мане, стал алтарь жертвоприношений Небесам. Притом что это часто представляют как возвращение к традиции Чжоу, на самом же деле речь идет о ритуальном осознании природы имперского государства. Будучи помещенным в южном пригороде Лояна (или любой последующей столицы), такой алтарь служил утверждением ритуального центрального положения столицы. Поскольку алтарь можно было переносить в любое место, куда переносили столицу, удалось оторвать высший государственный культ от какой-либо конкретной местности и установить неразрывную связь этого культа с династией Хань и всеми будущими императорскими династиями. Место поклонения получило подвижность в силу того, что его посвящали вездесущему Небу, а не какому-то неподвижному предмету местности, будь то гора или русло реки. Далекий от возрождения архаики ханьский культ Небес стал ритуальным нововведением, придавшим культовую форму отчуждению от места и обычая, по которому определяли имперское государство и его столицу.

У такой столицы нового стиля появилось несколько отличительных особенностей. Во-первых, как это описано в поэзии времен династии Хань, она представляла собой творение династии или ее основателя. Тем самым столица отличалась от других городов, появившихся естественным образом в результате развития узлов торговой деятельности или ограничения полномочий местных держав40. Образование столичного города становится еще одним фактором правового становления династии – наряду со сводом законов, стандартизацией мер и весов, формами письма, одеяниями придворных вельмож, но, прежде всего, ритуальной программой, к которой она была привязана. А в эпоху господства имперского канона все эти аспекты связывались с авторитетом санкционированного литературного наследия.

Второе, прямое следствие такого выраженного выделения столицы как политического творения воплотилось в выпячивании ее искусственной сущности. Стены, ворота и сеть улиц все вместе служили свидетельством навязывания человеческого замысла миру природы. Они представляли верховенство и власть династии над населением, способным и готовым к неповиновению. Эту уловку к тому же отобразили в сферах моды и вкуса, для которых правитель и его двор должны были служить безоговорочными источниками вдохновения и примерами для подражания.

Последняя особенность новой столицы состояла в непостижимой сути мимолетности бытия. Притом что говорить о смерти императора или о крушении династии запрещалось, все понимали неизбежность таких событий. Столица как творение правящей династии прекращала быть таковой с крахом династии, ее создавшей. Искусственное и недолговечное творение, появившееся из-за указа ниоткуда, такая столица возвращалась к прежнему своему безликому состоянию, как только прекращалось действие тех самых декретов. О такой временности бытия столиц наглядно говорило то, что их строили из дерева. Тогда как каменные развалины Древнего Рима и Греции на Западе сохранились в качестве объектов для изучения и предметов для осмысления, древние столицы Китая палили дотла каждый раз, когда к власти приходила новая династия. Таким образом, Сяньян разрушил Сян Юй; Чанъань уничтожили во время гражданской войны на закате Западной Хань; а Лоян стер с лица земли Дун Чжо в конце периода правления династии Восточная Хань41.

Столица царства Восточная Хань город Лоян сохранился только лишь в литературных произведениях. Например, в знаменитой поэме Цао Чжи III века. Цао Чжи никогда не бывал в этом городе, но он воспроизвел в стихотворной форме голос бывшего жителя, оплакивающего его исчезновение:

Взойдя на высокий хребет горы Бейман,

Издалека я сверху смотрю на Лоян.

Лоян, как же одинок ты и неподвижен!

Дворцы и дома твои все сожжены дотла.

Все стены и ограды поломаны и зияют брешами,

К небу тянутся кусты терновника и ежевики.

Мне не видно стариков;

Я вижу одну только новую молодежь.

Я поворачиваю в сторону и не нахожу подходящей для

прогулки дороги.

Заброшенные поля больше некому вспахать.

Я отсутствовал здесь слишком долго

И уже не нахожу нужных троп.

Посреди полей стоять печально и одиноко.

На тысячу ли не увидишь дыма из трубы.

Все эти годы я жил думой о родном доме.

Я запутался в овладевших мною чувствах и утратил дар речи42.

Несмотря на то что больше девяти десятых части населения во времена империй Цинь и Хань трудилось на земле, очень мало написано о китайских земледельцах. Элиты предпочитали разноцветье и суматоху городов, а также соблазн власти при дворе. Привязанная к земле сельская жизнь отдавала грубостью и безвкусицей. Однако в пантеоне династии Хань оказался Шэнь Нун, прозванный Святым земледельцем. Считавшийся изобретателем сельского хозяйства, он служил святым покровителем традиции Сражающихся царств, утверждавшим, что каждый мужчина должен выращивать для себя пропитание. В философском собрании сочинений начального периода династии Хань под названием Хуайнань-цзы («Учитель Хуайнань») его приводят в качестве составителя законов: «По этой причине закон Шэнь Нуна гласит: „Если в лучшие свои годы мужчина не пашет землю, кто-то в этом мире останется голодным. Если в лучшие свои годы женщина не вяжет одежду, кто-то в этом мире будет мерзнуть“. Следовательно, он сам пахал землю собственными руками, а его жена сама вязала, чтобы показать пример всему миру»1.