— Проклятие! — Я гнала от себя мысленные картины. — А Шэннон? В некрологе речь идет о пневмонии как результате какой-то тяжелой продолжительной болезни. А мама мне сказала, что в их семье была тяжелая форма рака легких.

— Это был не рак. А что — никто не знает.

— Но как же…

Он резко обернулся:

— За последние тридцать шесть часов я успел переговорить с родителями всех этих людей. И люди, с которыми я вместе служил, с которыми работал бок о бок, они тоже… Каждый из них похоронил ребенка.

Я отвела взгляд в сторону.

На бульваре Сепульведа Джесси проскочил на красный свет, и мы пронеслись мимо федерального здания, одиноко возвышавшегося у дороги словно соляной столб. Голос отца снова стал ровным и спокойным.

— Жизнь Шэннон превратилась в один сплошной непрекращающийся страх. Однажды родители нашли ее в шкафу, где она пряталась, обернувшись мокрыми полотенцами, чтобы «спастись» от пылевых клещей. Она чуть было не покончила с собой, после чего психиатр накачал ее торазином, а чтобы сделать рентгеноскопию мозга, ее даже пришлось привязать. У нее нашли серьезные аномалии в области таламуса.

— Опухоль мозга? — спросил Джесси.

— Новообразования и общая дегенерация мозга. Часть мозга попросту… — он беспомощно всплеснул руками, — разложилась.

— Боже!..

Мы проезжали Уэствуд-виллидж. Джесси озирался по сторонам. Ведь это были его родные пенаты — здесь он учился на юридическом отделении Калифорнийского университета. За окнами промелькнул студенческий городок. Пожав плечами, Джесси сказал:

— Боль — всего лишь то, что ты ощущаешь мозгом. Исключи данное ощущение, и боли не будет. Это можно сделать, отключив больную часть тела от центральной нервной системы или изменив химию мозга. — Голос его сейчас был сухим и шероховатым. — Во втором случае, по-видимому, понадобилась бы какая-то вакцина.

Я думала о Валери — о ее неуравновешенности, о проблемах с памятью, о ее паранойе. И о Сиси Лизэк, которую уже мертвую подвергли рентгеноскопии в зубоврачебном кресле Уолли.

— Пап, а кто еще?

— Некоторые смерти не вписываются в общую систему. Два парня. Причиной их ухода явно были алкоголь или наркотики.

— Чэд Рэйнолдс. Да? Он умер в пустыне от обезвоживания.

Отец кивнул:

— Да. Степное зверье поработало над его телом, но патологоанатому удалось обнаружить в останках барбитураты. И еще Билли д'Амато. Там была дорожная авария — сел за руль сильно пьяным.

— А Тэд Горовиц?

— Нет. Это был обычный несчастный случай. Угодил головой под лопасть винта.

Джесси, услышавший это впервые, был потрясен — даже рука, сжимавшая руль, дрогнула.

— О Боже!..

— Я лично знаком с одним из старших офицеров того авианосца. Они провели подробнейшее расследование этого страшного инцидента. Тэдди любили в команде, поэтому товарищам хотелось найти любые объяснения случившемуся, лишь бы только не признать его вину. Но к сожалению, оказалось, что все было именно так — он сам угодил под лопасть винта.

У меня снова разболелась голова. Уж больно яркий выдался день. В глазах рябило от проносившихся мимо машин и мелькавших за окном деревьев. Теперь нас окружали офисные и жилые небоскребы. Бульвар извивался между ними, словно река, несущая свои воды вдоль высоких скал.

— Ну и еще Дана Уэст, — сказал отец.

— Больничный пожар?

— Там был поджог.

— Бог ты мой!.. А ты откуда знаешь?

— Связался кое с кем и…

У него зазвонил мобильник. Извинившись, он ответил на звонок. Отец был краток и, достав ручку, даже записал что-то на обороте конверта.

А между тем мне сделалось совсем нехорошо. Я прижала руку к животу. Это ведь надо — всего лишь крохотная искорка, а как от нее вспыхнула вся моя жизнь! И физическая, и духовная. Джесси перестроился в правый ряд. Волосы его прикрывали воротник. Мне вдруг захотелось разгрести их в стороны и поцеловать его за ухом. И поскорее сообщить мою новость — пока я не разрыдалась или не сгорела от нетерпения. Он остановился на красный свет.

Я еще раз заглянула в адрес «Примакон лабораторис»:

— Всего два квартала осталось.

Отец закончил разговор.

— Если Дану Уэст убили, — повернулся к нему Джесси, — то…

— Не забудь, о чем хотел сказать.

Он вдруг открыл дверцу, выскочил из машины и, ныряя между автомобилями, побежал на другую сторону перекрестка.

— Куда это он? — ошеломленно спросила я.

— Вот черт! — Джесси с досадой хлопнул рукой по рулю. — Он хочет поговорить с Суэйзи сам.

Ах вот оно что! Стало быть, вообразил, что легко опередит нас, пока я буду возиться с Джесси и его коляской, лежащей в кузове пикапа. Я выскочила из машины.

— Да брось ты! Лучше его догоняй! — махнул Джесси рукой в сторону убегающего отца.

— Все равно красный свет.

Я дергала за веревки, крепившие коляску к кузову. Отец уже одолел полпути до следующего квартала. Светофор сменился на зеленый, и движение на дороге возобновилось.

Джесси высунулся в окошко:

— Лучше брось! Поехали!

Машины, отчаянно сигналя, неслись мимо меня. Я наконец развязала веревку и затолкала каркас коляски в кабину. Мимо прогромыхал рефрижератор, и водитель крикнул мне на ходу:

— Сумасшедшая!

Я захлопнула дверцу.

— Встретимся в офисе Суэйзи!

И помчалась догонять отца.

* * *

«Арджент-тауэр» представлял собой двадцатипятиэтажное сооружение из закопченного стекла, формами напоминавшее кельтский крест. Площадь перед зданием украшал экстравагантный фонтан, окруженный яркими клумбами. Растяжка над входом сообщала, что в здании еще имеется двести тысяч квадратных футов свободных офисных площадей. Запыхавшаяся, с пересохшим ртом, я неслась по тротуару, ища глазами отца. И как только он мог выкинуть со мною такую гадкую штуку?!

В общем, проскочив через вращающуюся дверь в вестибюль, я была взвинчена до предела. Стояла и озиралась по сторонам. Середину вестибюля занимал элегантный атриум, выше полукругом располагались две антресоли, а над ними примерно еще дюжина этажей, образовывавших смотровую галерею. Стеклянные лифты давали отличную возможность обзора. Одним словом, это новехонькое здание предназначалось для того, чтобы им восхищались. У входа на высоченных лесах двое художников выводили название какой-то открывающейся фирмы. Но, судя по призывам на наружной растяжке, здание большей частью пустовало.

Серенький дядечка с жабьим лицом, сидевший за столом у входа, встрепенулся и, подавшись вперед, оживленно спросил: