– Угу, – кивнул Кирилл.

– А какие эмоции были! Жирные, чистые, сильные. Не то что сейчас. Я в последний раз любовь ел лет тридцать назад.

«Ага! – сообразил Кирилл. – Видимо, он не мясом питается, а эмоциями. Это уже лучше… Впрочем, куда ему мясо? Всё из ребер повываливается обратно».

– Страх – он же не питательный совсем, – продолжил жаловаться вурдалак, – да и не вкусный. Горький, противный, жесткий. Вот радость, нежность – это да! И вкусно, и полезно. Но чтобы их добыть, это постараться нужно. Знаешь, как я раньше делал?

– Как?

– Я обычно за парочками охотился, – вурдалак уселся поудобнее. – Идут они, значит, по лесу, я из-под земли – раз! Схвачу, к примеру, девушку за ногу, чтоб упала. Кавалер ее поднимает, отряхивает, а сам-то переживает, волнуется… А мне хорошо. Я ем. Когда нежность, когда сочувствие, а когда и любовь перепадет. Ты ел любовь?

Кирилл поперхнулся и закашлялся.

– Честно говоря, нет, – отдышавшись, проговорил он.

– Полжизни загробной потерял, – утвердительно кивнул вурдалак. – Она знаешь какая? Она сочная такая, чуть сладковатая. Но не перепутай со страстью. Вот она прям приторная. От нее потом живот болит, хоть и быстро проходит. Любовью за один присест надолго наедаешься.

Упырь ненадолго замолчал, затем, еще раз облизнувшись, продолжил свой монолог.

– В общем, пропали куда-то все люди. Бродят по лесу какие-то комбикормы двуногие.

– Да ладно тебе! – осмелел человек. – Никуда они не делись. Кто ж в лес будет тащить с собой все это? Сюда обычно, наоборот, приходят, чтобы отдохнуть, сбросить всё плохое, что накопилось.

– Да я-то это знаю, – кивнул вурдалак. – Я этим и питаюсь в последнее время. Тем, что они с собой принесли. Только вот я тоже не дурак. Я же чувствую, когда есть внутри у человека что-то вкусное, а когда он весь только из всяких страхов и состоит. Добрый человек зайдет сюда, покормит меня своими плохими чувствами, да и уйдет чистым, а если в человеке нет ничего доброго? Плетется домой, как мешок пустой – внутри-то ничего не осталось… Вот такие дела.

Кирилл посмотрел на своего нового знакомого.

– Так ты только чувствами питаешься? Людей не ешь?

– Нет, конечно, – усмехнулся вурдалак, – мне их некуда есть. Желудок уже сгнил. Это молодые еще могут перебиться иногда мясцом, а я уже всё…

– Так, может, тогда… – Кирилл ненадолго задумался. – Ладно. Скажу тебе по-честному. Я – человек. Бери, ешь, что найдешь.

С этими словами Кирилл поднялся с бревна и раскинул руки в стороны. Вурдалак посмотрел на него и покачал головой.

– Серьезно? Человек? Прям человечище? Спасибо, конечно, но всё, что можно было с тебя взять, я уже взял. Остальное себе оставь, оно несъедобное. А за грибами через пару дней приходи. Будут.

Упырь поднялся с бревна и побрел в глубь леса, махнув на прощание рукой, оставив растерянного человека в темноте и одиночестве.

– Ну что, грибник, насобирал? Опять вымазал всю одежду… Ты, что ли, стираешь ее потом? Я за тобой убираю, стираю, жрать готовлю, а ты что делаешь? – Супруга Кирилла уперла руки в бока и зло посмотрела на него. – Только и делаешь, что бродишь по своим лесам. Да хоть бы толк был, а то… Принес грибов?

– Да что-то не было сегодня, – виновато промямлил Кирилл.

– Не было… Просто нужно зенки пошире открывать. Тоже мне, добытчик.

– Да закрой ты рот! Что ты орешь постоянно?

– Да потому что! Достал уже!

Жена махнула рукой и скрылась на кухне. Кирилл хотел что-то возразить, но вдруг понял, что ему уже давно всё равно. Ругнувшись про себя, он принялся снимать грязную обувь.

А где-то в лесу старый вурдалак заботливо укрывал осенней листвой свою жену.

– Не было сегодня людей, милая, вот немного страха принес. Поешь.

– Ну ничего, ничего, – устало улыбнулась она в ответ. – Говорят, что они еще остались. Может, и встретим еще, да?

– Обязательно встретим. Обязательно, – отводя взгляд в сторону, ответил вурдалак.

– И всё-таки мне кажется, что ты занимаешься абсолютно бесполезным делом, – Трубочист насыпал в свою замусоленную трубку еще щепоть табака и потянулся к камину за угольком.

Звездочет усмехнулся в густую бороду и покосился на своего друга.

– Ты думаешь, что людям неинтересно то, что происходит там, на небе?

– Не-а, – тут же ответил Трубочист, – совсем неинтересно. Вот забитый дымоход, к примеру, беспокоит людей гораздо больше, чем все твои звезды вместе взятые. Какое им дело до неба, если у них в доме дышать нечем?

– Грустно это всё, – насупился Звездочет.

– Почему?

– Как почему? Дымоход можно чистить раз в месяц, а в остальное время не думать о нем. Неужели мысли о трубе занимают у людей столько времени, что они не могут даже поднять голову и посмотреть, какое великое чудо находится у них над головами?

Трубочист пустил в воздух клуб дыма и откинулся на спинку кресла.

– Да, ты прав. Думать о дымоходе не нужно каждый день, но ведь остальное свое время люди тратят на другие проблемы. Например, покосившаяся стена дома, скрипящая дверь, порванный сапог… Всё это требует времени. Когда им думать о твоих кометах? Да и зачем?

– Как же так можно говорить? – покачал головой Звездочет. – Это же… Это же звезды! Это целый мир, целая Вселенная! Понимаешь? Сколько всего скрыто от наших глаз! Сколько неведомого и завораживающего там, на небе! Мы все – песчинки по сравнению с этим бесконечным миром! Как ты не поймёшь? Неужели интереснее пялиться в дырку на сапоге, чем восхищаться красотой этого величайшего творения?

– Ты знаешь, людям гораздо интереснее пялиться не на дырку, а на новые сапоги. А эти твои астероиды нельзя натянуть на ноги и выйти зимой на улицу. Какой от них прок? Ну летают они там, сталкиваются, крошатся… Какое людям дело до всего этого? Они же не крошатся в их тарелку, и их нельзя есть. Абсолютно бесполезные вещи, эти твои звезды. Как и всё, чем ты занимаешься.

Звездочет замолчал и помрачнел еще больше.

– А чем ты занимаешься? Чем? – вдруг вскинул он горящий взгляд на своего друга. – Лазаешь по крышам, грязный как черт. Об этом ты мечтал всю свою жизнь? Она ведь не бесконечная! Когда-нибудь она закончится. Ты будешь лежать на кровати в ожидании смерти… О чем ты будешь думать в этот момент? Что ты вспомнишь? Сколько прочистил труб? Сколько тонн сажи смыл со своего лица? Об этом будут твои мысли?

Трубочист заметно напрягся. Скулы на лице заходили под кожей.