Похоже, судьба поставила меня перед выбором: заглянуть в книгу или взять ключ. Я раздумывала недолго.

С величайшей осторожностью — благо у меня все задатки взломщика сейфов — я взяла Ребекку за руку. Осторожно потянула за голубую ленточку, на которой висел ключ. Узел развязался, и ключ упал в мою ладонь.

Наконец-то!

Взлетев по ступенькам парадной лестницы, я в мгновение ока оказалась в коридоре перед дверью Ребекки. Огляделась по сторонам — никого! Тогда я вставила ключ в замочную скважину и повернула. Сухо щёлкнул замок. Едва не теряя разум от нетерпения, я переступила порог…

— Ничего себе!

Глаза мои полезли на лоб, когда я обвела взглядом невероятную комнату. Что я рассчитывала тут найти? Что-то шокирующее? Зловещее? Возможно. Но точно не это — не комнату, заставленную, заваленную, загромождённую… часами. Часами всех видов и размеров. Тут были часы с кукушкой. Ходики с боем. Брегеты[6]. Дорожные часы. Часы настольные и напольные. Большие и маленькие. Из чёрного мрамора и из зелёного. Медные, серебряные и золотые. С оправой в виде статуэток. Из дерева. Из фарфора. Из золота. Из серебра. Их были сотни. Может, даже тысячи. Часами были заставлены все полки, столы, столики и комоды. Ими были увешаны все стены. Загромождён весь пол. Среди напольных часов шла узкая дорожка от двери к кровати. От неё ответвлялись тропинки поуже, ведущие к шкафам, столам и комодам.

Но это было не самое удивительное.

Нет. Нечто другое заставило меня похолодеть: все часы тикали строго в унисон. При каждом хоровом «тике» и «таке» комната содрогалась. Тик-так, тик-так… Словно биение сердца. Вот что за звук доносился из комнаты Ребекки! Стоя там, я чувствовала, как медленно схожу с ума. Возможно, именно это и случилось с хозяйкой спальни.

Внезапно многое в её поведении стало понятным. Странный свёрток в поезде. И зачем Матильда поднесла его к уху. Но я всё равно ничего не понимала!

Я немного побродила по этому музею времени. Была в нём своя прелесть, и, наверное, я немного увлеклась. Поэтому и не услышала, как вошла Ребекка. Она не стала кричать. Выталкивать меня прочь. Даже не спросила, откуда у меня ключ. Сказала только:

— Это не то, что ты думаешь.

— А что я думаю, дорогуша?

— Что я сошла с ума, — был ответ. — Что часы означают нечто плохое.

Я присела на кровать:

— Почему бы тебе самой мне всё не объяснить?

Ребекка прошла по тропинке среди часов и села рядом:

— Когда моя мама заболела, врачи сказали, что ей осталось жить год. Все лучшие доктора Лондона так говорили. Один год жизни. Когда я услышала это, я решила выяснить точно, сколько времени осталось у мамы. Это было важно, понимаешь? Раз ей остался всего год, то каждый день, каждый час, каждая минута были на счету. А остальное не имело значения.

Она посмотрела на меня с мольбой. «Пожалуйста, пойми меня!» — читалось в её глазах. Я не поняла, то есть не всё поняла, но заставила себя кивнуть.

— И что дальше? — шепнула я.

— Сначала я стала держать у себя одни часы. — Она обвела комнату взглядом. — Потом вторые. Я рассчитала, что маме осталось восемь тысяч семьсот шестьдесят часов. Один год. Это пятьсот двадцать пять тысяч шестьсот минут. Наверное, мне казалось, что если я буду знать, точно-преточно знать, сколько осталось, если буду следить за ходом часов и минут, то я смогу… удержать его.

— Время?

Ребекка кивнула:

— Если я буду следить, как проходят секунды, минуты, часы, то как-то сумею управлять им. Сумею достать маме ещё. Ещё времени. — Она печально улыбнулась: — Глупо, да?

— Чудовищно глупо. — Я накрыла её сцепленные руки своей ладонью. — Но в то же время по-своему красиво. А твоя мама знала о часах?

— Нет. — Ребекка прерывисто вздохнула. — Понимаешь, врачи ошиблись. Они сказали неправду. Она умерла на четвёртый день девятого месяца. Как оказалось, у неё оставалось всего двести двадцать девять дней. — Ребекка повернулась ко мне. По щекам её текли слезы. Но она не грустила. Она злилась. — Понимаешь? Мы недосчитались ста тридцати шести дней. Их украли у нас — все до последней минуты.

Я кивнула:

— Но зачем тебе все эти часы теперь, когда мама умерла?

— Наверное, они помогают мне чувствовать, будто она где-то рядом. — Ребекка печально улыбнулась. — Я не могу остановиться, всё пополняю и пополняю свою коллекцию. Я пыталась, правда… Но я не могу отказаться от них. Думаешь, я сумасшедшая, да?

— Определённо, — сказала я. — Но мы все немного ку-ку. И то, что ты делаешь, это не безумие. Я бы назвала это неизлечимой тоской и на том успокоилась.

Такой диагноз Ребекке, похоже, пришёлся по душе. Мы проговорили долго-долго. О часах. О днях. О минутах. О её маме. Когда Ребекка говорила о ней в поезде, её голос был полон печали. Но теперь что-то изменилось. В её словах слышалась надежда. Да, совершенно точно.

Она показала мне свою коллекцию.

К тому времени, когда мы закончили, мне хотелось никогда в жизни не видеть никаких часов. Но я девочка добрая и поэтому изображала восторг и любование. Пока Ребекка щебетала о серебряных часах, которые она купила у бродячего торговца в Бристоле и пронесла в дом тайком под платьем, я бродила по комнате, кивая через равные промежутки. Остановившись перед набитым битком стеллажом у окна, я рассеянно оглядела сокровища на его полках. Там было не меньше пятидесяти часов. И ещё кое-что. Прямо за дорожными часами в корпусе из орехового дерева и карманными часами на ржавой подставке. Это были не часы, и потому-то вещица и бросилась мне в глаза — миниатюрный портрет в уродливой золотой рамке. Мне стало любопытно. Раздвинув часы, я взяла его, чтобы посмотреть поближе. На картине была изображена женщина.

Тут голос Ребекки вдруг умолк, и за спиной у меня послышались быстрые шаги.

— Это так, ничего особенного, — сказала она, вырвав портрет у меня из рук.

Но было поздно. Я уже узнала женщину на картине. Струящиеся светлые волосы. Круглое лицо. Художник умудрился даже передать цвет глаз. Точнее, цвета — голубой и зелёный.

— Это же мисс Рочестер! — воскликнула я. — Но ты говорила, что у тебя нет её портрета.

Ребекка ничего не ответила. У неё был потерянный вид. Сомневающийся. Она смотрела куда угодно, только не на меня. Что-то тут не так…

— Женщина на портрете, — проговорила я, сражаясь с дрожью в голосе. — Я видела её в лесу… Это ведь ваша бывшая гувернантка, да?