Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, здравый смысл быстро исправил это мнение, потому что, конечно, быть пойманной родителями при попытке ускользнуть из дома – далеко не худший исход. И с приближением этих шагов я действительно стала молиться, чтобы это были папа с мамой, бросившиеся за мной вдогонку, потому что теперь я окончательно уверилась, что сзади кто-то есть. Кто-то определенно преследовал меня по лесу. Кто-то, кто не хотел называть себя. Мама или папа окликнули бы меня. Как и Юстина.
Меня больше не волновало, доберусь ли я до дома Нади – откровенно говоря, теперь я даже не была уверена, что мне следует идти туда, даже если каким-то чудом я доберусь до вершины холма, а затем спущусь с другой стороны целой и невредимой. Потому что если меня преследовал патрульный, какое невинное объяснение я могла бы дать своему полуночному бегу через лес?
И теперь я уже не бежала, я неслась вперед, спасая свою жизнь. С тех пор, как началась война, я натерпелась страха, но то, что я чувствовала в этот момент, было глубже, чем просто страх. Это было какое-то инстинктивное бегство всего моего существа от опасности, я была уверена, что смерть вот-вот настигнет меня, и ощущала ужас от этого осознания каждой клеточкой своего тела.
Приблизившись к поляне, я неожиданно услышала свое имя. Это был не крик и даже не зов, это был отчаянный шепот, и когда мой мозг зафиксировал этот звук, паника, неверие и облегчение слились так внезапно, что все мои мысли спутались. Я бежала слишком быстро, чтобы внезапно остановиться, но все равно попыталась это сделать, одновременно оборачиваясь, чтобы посмотреть, правильно ли я определила владельца голоса. Поэтому неудивительно, что я оказалась на спине в грязи, моя голова кружилась, пока я наблюдала, как преследователь наконец нагоняет меня и опускается на землю рядом.
– Когда я отдышусь и ты отдышишься, ты объяснишься, Алина Дзяк, – пропыхтел Томаш. Его голос звучал измученно, но в его шепоте чувствовалась нотка добродушного юмора. – Как ты вообще узнала, что я здесь? Я был так осторожен. Это все из-за яиц, да? Я знал, что забрал слишком много. Ты злишься, что я обокрал твою семью? Я сделал это только потому, что у вас так много кур… Я не думал, что это будет заметно.
Я потерла голову, нащупывая шишку. Неужели я сама себя вырубила? Должно быть, последние минуты мне чудилось, что за мной гонятся, и теперь у меня были галлюцинации на основе моего самого глубокого желания. Но мои пальцы не могли нащупать шишку – ягодицы пульсировали от боли, но по большей части я была целой и невредимой. Кроме того, если я не пострадала, почему я вдруг увидела Томаша? Неужели я сошла с ума?
– Я… – попыталась я заговорить, но слова застряли во рту. Я была слишком смущена, чтобы надеяться. Луч лунного света внезапно упал на его лицо, и я прищурилась, пытаясь понять, что я вижу. Это были волосы Томаша, отросшие, но такие знакомые, и красивые глаза Томаша, едва различимые в темноте, и лицо Томаша, пусть даже скрытое под спутанной бородой. Еще до того, как появилась надежда, меня неумолимо потянуло к нему. Я поняла, что ползу по земле, а слезы текут из моих глаз. Мне все еще было страшно, но теперь я просто боялась поверить собственным глазам. – Я…
– Ты ушиблась? – спросил он и преодолел оставшееся расстояние, чтобы встретиться со мной. Я протянула руку, чтобы недоверчиво, осторожно коснуться его лица, просто подушечками пальцев, на случай, если от слишком резкого прикосновения он исчезнет. Но Томаш не был так нерешителен – он обхватил мое лицо руками и посмотрел на меня сверху вниз, внимательно изучая выражение моего лица.
– Алина, боже, Алина, пожалуйста, скажи мне, что тебе не больно! Я не могу этого вынести. Прости, что погнался за тобой – я пытался привлечь твое внимание, не крича, но не знал, как это сделать, чтобы они не смогли найти меня здесь. – Я продолжала смотреть на него с недоверием, и он вдруг опустил руки мне на плечи и легонько встряхнул меня. – Алина, любовь моя, ты меня пугаешь. Пожалуйста, скажи мне, что с тобой все хорошо.
Я сделала единственную разумную вещь, учитывая обстоятельства: я ударила его. Мои руки все еще были сжаты в кулаки, и я снова и снова, рыдая, колотила по его груди.
– Томаш! Я тебя пугаю?! Это ты напугал меня до полусмерти!
Он отвел мои руки в сторону, притянул меня, усадил к себе на колени и прижал мое лицо к своему плечу, прошептав:
– Тссс… Мне жаль, любовь моя, мне так жаль.
Я отстранилась от него, чтобы схватить воротник его пальто обеими руками, и сильно встряхнула его. Мельком я отметила, насколько он был грязен. Под пальцами я почувствовала шероховатость от грязи, засохшей на меховом воротнике.
– Что ты здесь делаешь?
– Может, прячусь? – предположил он, одарив меня слегка кривой усмешкой. Я яростно встряхнула его еще раз.
– Томаш! Как долго ты прятался в лесу?!
– Тссс! – попросил он настойчивее, потому что я, будучи в замешательстве и ужасе, кричала, потеряв всякую осторожность. – Всего несколько недель… Я… – Он посмотрел на меня удивленно. – Подожди – ты не знала, что я здесь? Как же ты меня нашла?
– Недель?! – выдохнула я и уставилась на него. – Ты здесь уже несколько недель и не пришел сообщить мне, что с тобой все в порядке?! Ты хоть представляешь, как мне было страшно?!
– Алина, – мягко упрекнул он меня. – Ты же знала, что я вернусь за тобой.
– Да, знала! – рассерженно ответила я и снова заплакала. – Я так боялась! Я так волновалась, что с тобой что-то случилось… или что ты решил начать другую жизнь…
Он откинул мои волосы с лица.
– Я сказал тебе той ночью перед отъездом: мы созданы друг для друга. Я всегда возвращался за тобой и всегда, всегда буду возвращаться.
Мы оба замолчали одновременно и просто смотрели друг на друга, нежно улыбаясь. Я вытерла слезы и приказала себе немедленно перестать плакать. Несмотря на то что в те дни было много поводов для печали, именно в эту ночь, в это мгновение все сразу стало выглядеть намного ярче. Я решила, что позже у нас будет достаточно времени для взаимных обвинений, поэтому молча обхватила ладонями его покрытые