Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем, дошел я до школы более-менее нормально. Открываю дверь, захожу и сразу же врезаюсь в кого-то. «Че встал-то по середине?» — думаю. Смотрю, а это Колян из параллельного и тож без настроения че-то. А я, вообще, чуть ли не веселый был. На подъёме, так сказать.
— А, это ты, Колян! — говорю я ему. — Как жизнь?
— Да, так себе.
— Ну ладно, крепись, еще увидимся, — сказал я ему и пошел в свою раздевалку.
Захожу я в эту раздевалку, а там тишина гробовая. Все стоят и переодеваются, да с такими кислыми лицами, что аж самому печально становится. Но мне че-то не стало печально. Я руки всем пацанам пожал, а они, главное, так слабо их сжимали, что они аж выскальзывали, как мыло какое-то. Ну и подхожу я, значит, к своей вешалке и на че-т мягкое сразу наступаю.
— Извини, Лиза, — говорю, потому что я ей на туфлю наступил.
«Щас, — подумал я, — она опять меня поносить начнет, дураком обзовет».
А она на туфлю свою посмотрела, потом на меня взглянула, рукой махнула и вышла из раздевалки.
«Вот, — думаю, — что с людьми потеря сверхспособностей делает».
Достал я, значит, сменку и стал неторопливо переобуваться. И тут вдруг звонок прозвенел и все ломанулись сразу, но только как-то по черепашьему, то есть очень медленно. В общем, вышли все, кроме меня и Димона. Он такой стоит возле окошка и вдаль, типа, смотрит. Ну и я подхожу к нему, и как по спине вдарю, что он аж подскочил.
— А, Женек, здорово, — говорит и лыбу свою придурковатую давит.
Смотрю я на него и глазам своим не верю. Нормальный Димон передо мной стоит. Не пижон какой-то, а обычный пацан. Лохматый, как чучело огородное. Джинсы свои черные надел, которые внизу всегда замасканные. Свитер напялил, как обычно, серый и в катушках весь. Воротник рубашки мятый, как-будто его корова жевала часа два, не меньше. Да и духами от него не воняло, и голос обычный был, а не тот напыщенный и дико раздражающий.
— А че ты стоишь, в окно смотришь, пасешь кого-то, что ли?
— Нет, так просто смотрю и тебя жду.
— Ааа, ну пошли тогда.
— Пошли.
— А че ты такой радостный? — спросил я Димона, когда мы из раздевалки вышли.
— А че мне грустить-то?
— Ну не знаю, все ж грустят. Ну, типа, из-за того, что сверхспособностей у них больше нет.
— Да и че? Мне теперь, вообще, как-то по фиг, — говорит он расслабленно так. — Была сверхспособность, хорошо. Нет ее, тож неплохо.
«Пофигист он и в Африке пофигист», — подумал я.
— Я ж теперь, с Сюзанкой встречаюсь, мы сегодня в кино с ней забились. Зашибись, да?
— Да, — говорю, — краса…
— Эй, по мытому не ходите! Чё обойти сложно?! — вдруг техничка на нас закричала и шваброй своей замахала.
Мы, значит, на цыпочке встали, чтоб как бы не марать. Мы же труд чужих уважаем. Но обходить не стали, это все-таки перебор. У нас же сменка, как-никак. А она, естественно, зыркнула на нас злобно, типа, как рублем одарила, но ничего больше не сказала.
Топаем мы, короче, по лестнице, а впереди учитель по обществу идет. Ну, как идет, еле-еле ноги переставляет. Поравнялись мы с ним, ну я и говорю ему:
— Здравствуйте, Роберт Александрович. Почему опаздываете?
Ну а че? Настроение у меня такое было. Думал, может, хоть в чувство его таким образом приведу.
А он посмотрел на меня виновато так и говорит:
— Извините, ребята, пробки были.
Прикиньте, реально, извинился перед нами, а я ж, типа, в шутку спросил. Он-то мужик сам такой был, приколист тот еще, в общем. А главное-то, отмазку какую придумал. Пробки! Но, вы представляете, да? Еще б сказал, что трамвай сломался. Которых, как и пробок в нашем захолустье вообще нет.
— Ааа, понятно, — говорю и на Димона смотрю такой, а тот угорает вовсю.
— Ладно, мне направо, — сказал учитель, глядя в пол, и завернул, и даж чуть в косяк не рубанулся.
— До свидания, Роберт Александрович, — сказал я ему вдогонку.
«Странно, — думаю, — то они все от радости прыгают, то тут даже в косяк чуть не врезаются от расстройства чувств».
Ну и вот, подошли мы к двери, где сидит карга эта усатая, а Димон смотрит такой на меня просящим взглядом и говорит:
— Че, как обычно, я стучу, ты открываешь и оправдываешься?
— Да? — усмехнулся я, вспомнив недавний разговор возле этой двери. — Ну давай.
Димка, значит, постучался, а я открыл, и мы зашли вдвоем.
— Здравствуйте, Надежда Ивановна, — говорю я, как можно любезнее.
— Здрасте. Почему опоздали? — отвечает она совсем без энтузиазма.
— Пробки, — говорю, — были.
«Ну а че? Если учитель по обществу так отмазался, то и у меня получится», — подумал я.
— Ааа, понятно, садись, Колбаскин. А ты куда собрался, Петряков? Ты, вообще-то рядом здесь живешь, в том же доме, что и я.
Вижу я, короче, что жаренным запахло. А Димон вообще, расстерялся такой, на меня глаза вылупил, тип, что делать ему, спрашивает, а сам слова как-будто напрочь забыл.
— Надежда Ивановна, — говорю я, — так Дима со мной ехал, у меня он ночевал. Мы с ним допоздна биологию учили.
Во че я придумал. Представляете? Биологию мы, значит, допоздна учили.
— Ладно, Колбаскин, поверю я тебе. Забери ты его оттуда, а то стоите там проход загораживаете. С минуты на