— Пить чё будете, десерт какой? — спрашивает она так противно, типа, как будто мы прям знаем в каком порядке, что ей говорить надо. А, может, мы просто забыли?

— Пить? Я сок буду, а на десерт мороженное, — говорю ей.

— А мне, пожалуйста, коктель шоколадный, а на десерт тоже мороженное, — говорит Неллька.

— А мне можно тоже коктель вместо сока, — сказал я, потому что че-то тоже коктель захотелось.

А официантка, значит, зыркнула на меня так, как на врага народа, тип, я тупой какой-то. Губы ещё поджала, как-будто, вообще, их проглотит щас, и че-то зачеркнула у себя там, и написала снова.

— Ждите, — сказала она и исчезла.

— Какая противная, — говорю я Нелльке.

— У нее сейчас проблемы в семье. Муж её что-то натворил.

— А, ну да, ты же мысли умеешь читать, все время забываю. А че она про нас подумала? — спрашиваю я Нелльку.

— Да, ничего, — сказала она и, типа, зажалась.

— Ну скажи, че такого?

— Она подумала, что я привела своего умственного отсталого брата пиццу поесть.

— Че, серьезно?!

— Да.

— Вот же коз…

Не успел я договорить, а она, тетка эта, появилась вдруг с коктейлями и, главное, перед Неллькой нормально поставила, а передо мной шмякнула так, что аж ножка чуть от бокала не отвалилась. И опять, короче, исчезла.

— Что-то она тебя невзлюбила, — сказала мне Неллька, типа, даже сочувственно.

«Ну, естественно, она же, эта бабища, думает, что я тупица непроходимый».

— Да, это уж точно. Нелль, а тебя можно спросить кое-чё?

— Да. Что?

— Ты вот мысли умеешь читать, да? Так ты можешь сказать тогда, о чем люди вообще думают-то?

— Обо всем подряд.

— Ну, это понятно. А чаще всего? О чем?

— Я так и не знаю, как сказать это всё.

— Ну скажи как-нибудь.

— Ладно, постараюсь, как смогу… Ну так, в общем, пожалуй, чаще всего люди думают о себе. Да, наверное, о себе. О проблемах своих, делах, переживаниях всяких. Так же они ещё много думают о других людях. О семье, друзьях, любимом человеке или о тех, кто рядом просто находится. Ну, а если они делом просто каким-то занимаются, то обычно, почти все мысли на этом деле и сосредоточенны. Но, а вообще, мысли у человека зачастую быстро очень сменяются, могут даже каждую секунду меняться, поэтому уловить их бывает очень сложно, — сказала она, и мы оба замолчали, типо, задумались.

Вскоре принесли нам эту пиццу, но очень уж быстро как-то. Через минут пять, примерно. Раньше же обычно приходилось ждать минут двадцать, если не больше. А тут, значит, официантка эта появилась опять, и швырнула пиццу на стол. Я, конечно, удивился.

— А почему так быстро? — спрашиваю. — Вы ее че просто подогрели в микроволновке?

Вот так вот прям и спросил, потому что уже надоело, что весь день мне лапшину на ухи вещают, а я жру и жру её без продыху.

— Нет, мы теперь всегда так быстро готовим, — сказала она мне, чуть ли слюной не брызгая, и опять телепортнулась.

А в принципе да, чей-то я удивился. Наверняка, там какие-нибудь повара у них сверхбыстрые были, которые туда-сюда носились, резали овощи эти, колбасу, и тесто раскатывали со сверхзвуковой скоростью. И какая-нибудь, наверное, суперпечка у них была ещё.

Ну и мы с Неллькой начали точить эту пиццу. Я её вообще- то, всегда руками жру, но тут как бы девушка, свидание и все такое, так что пришлось орудовать ножом и вилкой, что очень тормозило весь процесс поглощения. Да и еще к тому же, запивать мне было не чем, так как свой коктейль я выпил почти сразу же, как его принесли.

Сидим мы, хаваем так, и тут я, значит, решил еще какой- нибудь, типа, умный вопросец закинуть.

— Нелля?

— Да?

— Скажи а тебе способности эти что-нибудь дали вообще? Ну, я имею в жизни, типа, разве чё-то у тебя поменялось?

Видать, я её этим вопросом за живое, так сказать, задел. Потому что она, как начала мне рассказывать про свою тяжелую жизнь до сверхспособностей. Про то, типа, что у неё друзей не было там никаких, вообще. Про то, что обзывались на неё в школе, и разговаривать с ней никто не хотел. И родители тож у неё че-то там ругались постоянно и всё такое прочее. А после того, как сверхспособности у всех появились, она, значит, двух подружек сразу себе нашла, с одноклассниками терок никаких теперь нет, и родители не ссорятся больше. И в конце, короче, сказала ещё, что, видишь ли, она сидит с хорошем парнем в пиццерийки, и пиццу вкусную вместе с ним точит.

— Ну да, скажешь, тоже. Какой я тебе хороший? — говорю я ей, а то она меня че-т даже расстрогала нытьем своим, и мне её жалко очень стало. А я, до этого, как ишак тупоголовый, грубо иногда так с ней разговаривал. А она, значит, сидит тут и хорошим парнем меня обзывает.

— Хороший ты, Женя, очень хороший, хоть и считаешь себя плохим.

— Ну, и че я хорошего такого сделал?

— Как что? Ты розу мне подарил, на свидание позвал, подарки мне сделал, разговариваешь со мной и пиццей угощаешь.

«Ну да. Но если так-то подумать, это я все ради себя делаю, типа, чтоб жизнь свою спасти», — сказал я про себя, а Нелльке ничего этого, конечно, вслух не сказал.

— А ты, Жень, о чем сейчас думаешь? — спросила она и глазищами своими вовсю уставилась на меня, что аж не по себе как-то стало.

«О чем? Да, о том, что умру скоро, если ты мне любовь эту дурацкую не дашь».

— Да так о всяком. О том, что мы, типа, сидим здесь с тобой, и так вообще о…

Тут я запнулся, потому что увидел людей, которые заходили в дверь. А этими людьми были Лешка, Настя и Сонька. Вы прикиньте? Они, видать, следили за мной. Даже Соня эта притащилась откуда- то.

Ну и вот, зашли они сюда, и зырят на меня вовсю, и улыбаются, как придурошные. А я на них глаза вылупил, типа, спрашиваю: «Че вы приперлись-то сюда?». Им же, значит, вообще, по фиг. Они такие, типа, невзначай проходят за Неллькиной спиной, и мне большие пальцы свои показывают, и еще так бровями вверх дергают. Болваны вислоухие, одним словом. Прошли они, короче, мимо нас и сели в угол. Заказали какие-то коктельчики вшивые, и все зырят на меня, и подмигивают ещё. Ну, представляете, вообще?! «Вот им занятся не чем!» — думаю такой, а сам глазами и рукой под столом на выход им показываю, что