– Та-ак. – Голос в трубке стал зловещим и не предвещающим Снежане ничего хорошего. – А скажите мне, многоуважаемая Снежана Александровна, зачем вы вообще поперлись в дом потерпевшей? Вы что, собственное расследование затеяли? И это после того, как я вас сто раз предупреждал быть осторожной? Что вы себе позволяете?

Ни о чем подобном он Снежану не предупреждал, это она помнила отлично. Скорее всего, ему даже в голову не могло прийти, что она окажется способной на подобную выходку.

– Михаил… Евгеньевич, вы выслушаете меня или нет? – дерзко спросила она, потому что, кроме дерзости, ей ничего не оставалось. – Я, конечно, понимаю, что поступила неправильно, но я случайно узнала то, что полицейские не смогли. К Бубенцовой незадолго до смерти приходила пожилая женщина, которая, по описанию, очень похожа на мою тетушку, названную вами «милой дамой». И есть свидетель, правда, очень старенький, который может ее опознать.

– Так, Снежана, – вздохнул голос в трубке. – Пороть вас, конечно, некому. Но выслушать мне вас придется, хотя бы просто для того, чтобы вы не влезли в неприятности. Где вы сейчас находитесь? Судя по уличному шуму, не дома.

– Я у гостиницы, в которой остановилась женщина, называющая себя Татьяной Елисеевой. Она сегодня сказалась больной, и я привезла ее в отель, чтобы она могла отдохнуть. Но когда я вернулась сюда убедиться, что с ней все в порядке, в номере ее не оказалось. Убеждена, что она не просто так стремилась остаться в одиночестве. Думаю, она продолжает искать сапфировый крест.

– Снежана, – она вдруг уловила в голосе следователя странную нежность. – Давайте сделаем так: вы сейчас поедете домой и не будете ни из-за чего волноваться. Я сегодня внезапно на дежурстве остался, мой коллега заболел модной нынче болезнью, так что я на хозяйстве и сейчас с вами встретиться не могу. Но завтра с утра я, как только освобожусь, приеду к вам. Если вы накормите меня чудесным завтраком вашей мамы, то будет просто великолепно. А заодно все мне расскажете, и мы вместе решим, что делать с вашей тетушкой, со свидетельницей и со всеми сапфировыми крестами на свете. Договорились?

– Договорились, – выдохнула Снежана, которой и в самом деле стало легче.

От гостиницы до дома было минут десять небыстрым шагом, погода стояла достаточно теплая для конца октября, поэтому Снежана решила прогуляться. Натянув для тепла капюшон, она побрела в сторону дома.

Тата чувствовала себя странно. У нее было ощущение, будто она вернулась на сорок лет назад и снова стала юной, насмерть напуганной девчонкой, которая не знает, что делать со свалившейся на нее ценной находкой.

Тогда, в юности, после трагедии, свидетельницами которой они с подругами стали, она думала, как правильно поступить, куда и кому отнести сапфировый крест, оказавшийся в ее руках по воле судьбы. Помнится, тогда единственным выходом пятнадцатилетняя Тата Макарова считала исповедь перед Софией Брянцевой.

Она и тайник решила вскрыть втайне от подруг, чтобы повиниться перед Софией, отдать ей крест и спросить мудрого совета, что делать. Сразу не посмела, в этом ее вина. Побоялась признаться, струхнула, что София осудит, не хотела выглядеть плохо в глазах любимой учительницы. А когда решилась, было уже поздно. Жадные подруги предали ее, разорили тайник и перепрятали крест, чтобы оставить его себе.

Ничего хорошего не принесло это решение: и с Татой навек поссорились, и богатства не нажили. Пелагея, вон, из-за креста этого проклятого жизни лишилась, да и Дуся такого страху натерпелась, что врагу не пожелаешь. И вот круг замкнулся, крест снова у Таты, а она, как и тогда, понятия не имеет, что ей теперь делать.

Наверное, самым правильным было бы отнести его в полицию. Если Дуся права и Пелагею убили, чтобы добраться до креста, значит, нужно дать показания, найти и наказать убийцу. А крест – его либо владельцам отдадут, либо в казну отправят. Может, оно и правильно, уж больно лихими супостатами они оказались. Второе поколение убийц, на все готовых ради обладания семейной реликвией. Каторжники, что тут еще скажешь!

Тата представила, как будет рассказывать в полиции о событиях сорокалетней давности, а потом о визите напуганной Дуси, и содрогнулась. Нет, не поверят ей, как пить дать не поверят! Она бы и сама не поверила, если бы ей кто-то рассказал такую дикую историю. Да и Дуся ей разрешения на обнародование тайны не давала. Крест спрятать просила, а вмешивать в дело полицию – нет. Итак, этот вариант исключается.

Вариант номер два – поступить так, как собиралась еще тогда, в пятьдесят седьмом: отнести крест Софьюшке и рассказать все, как было. Пусть мудрая наставница решает, что делать дальше. В конце концов, крест был унесен именно из дома Брянцевых, так может, и правильно будет вернуть его туда, где началась вся эта история.

Тата представила немолодое, но все еще прекрасное лицо Софии. Вот та сидит перед пяльцами, щурится подслеповато, потому что ее уже частенько подводит зрение, перебирает пальцами коклюшки. При ее-то опыте и с закрытыми глазами можно сплести прекрасный узор. Уроков София больше не дает, да и люди в дом к ней ходят гораздо реже, но на заказ плетет, а как иначе. Кружево – единственное средство существования и источник смысла жизни.

Тата подошла к комоду, вытащила нижний ящик, где хранила нити для кружев, сколки и коклюшки, вытащила завернутый в тряпицу крест, развернула, пустив по комнате синие всполохи, и тяжело вздохнула. Если София продаст эту безделицу, то до конца дней своих сможет не сгибаться над пяльцами. Живет она скромно, и денег, вырученных за крест, ей надолго хватит.

Тата снова вздохнула, понимая, что никогда и ни при каких условиях София не согласится оставить крест или деньги за него себе. Сорок лет назад это было невозможно для Петра Степановича, царствие ему небесное, а сейчас будет так же немыслимо для его дочери. Тогда что сделает София Петровна? Отнесет в православное приходское Братство при Благовещенской церкви, действительным членом которого является? Отдаст протоиерею Всеволоду Львовичу Сиземскому или церковному старосте Василию Никифоровичу Сидорову? Отправит на материальную помощь нуждающимся прихожанам Благовещенского прихода?

Скорее всего, наставница и старшая подруга именно так и поступит, вот только принять решение ей будет непросто. Она же знать ничего не знает и ведать не ведает обо всем, что предшествовало внезапному Татиному рассказу, а значит, разволнуется, расстроится, вспомнит полицейский опрос, через который Брянцевым пришлось пройти сорок лет назад, поймет, что необдуманные действия Таты были тому причиной.

Нет, не готова Тата подвергнуть мастерицу такому испытанию. Негоже будоражить ее покой, заставлять возвращаться мыслями в неприятные события прошлого, принимать решения, за которые никто, кроме самой Таты, не в ответе. А значит, к Софии идти нельзя и крест ей нести не нужно. Как же поступить? Как вернуть реликвию Брянцевым, не посвящая Софию в суть проблемы?

Решение, пришедшее в голову, было неожиданным и на первый взгляд казалось безумным. Однако чем больше Тата его обдумывала, тем больше оно ей нравилось. Пришедший ниоткуда крест должен исчезнуть, уйти в никуда. Никому он ничего не принес за последние десятилетия, кроме горя, а значит, нужно прервать его земной путь, оставить там, где он уже никому не причинит вреда. С одной стороны, вернуть Брянцевым, с другой – не возвращать.