Римская власть, однако, еще не совсем исчезла. Я вернусь немного назад и скажу, что после смерти Аэция в 454 году оплотом имперской власти стал Эгидий, житель западной части Галлии. В течение десяти лет, несомненно, будучи magister militum, он с переменным успехом охранял границы от вестготов. О его отношениях с франками мы поговорим чуть позже. После его смерти в 464–465 годах дело отца продолжил сын Эгидия по имени Сиагрий, который не сумел противостоять наступлению Эрика к Луаре. Но он удержал север Галлии, долины Сены и Соммы, обороняясь против вестготов на юге и против франков на востоке. Положение было сложным, и его можно было сохранять только поддерживая хорошие отношения с франками (что и делал Эгидий). Представлялось вероятным, что вестготы вскоре двинутся к Ла-Маншу и что остатки римской власти провинциях будут сокрушены. Они действительно были через несколько лет сокрушены, но, вопреки общим ожиданиям, не готами. Их сокрушили франки после смерти Эрика, однако подробное освещение этого события — предмет другой лекции. А пока я только скажу о больших перспективах, которые по всем внешним признакам имелись у вестготского королевства на протяжении последних четырех лет правления Эрика — в 480–484 годах. Создавалось впечатление, что готы наверняка в конце концов завладеют всей Галлией, а почти вся Испания уже была в их руках. Осознав столь очевидные и прекрасные возможности, можно только удивляться, как сильно может измениться ситуация.

Думаю, подчинение Галлии было мечтой Эрика, которую он надеялся реализовать. Суть его политики выражена Иорданом, несомненно копировавшим Кассиодора: «Эрик видел частую смену римских императоров и разрушение империи, поэтому он решил быть независимым и подчинить Галлию». Это общее выражение подкрепляется фактами: Эрик делал практические шаги к воплощению этой политической цели в жизнь. Если бы он прожил дольше, то, возможно, сделал бы намного больше. Но лично я не считаю, что Эрик или любой другой вестготский король сумел бы осуществить эту мечту, не выполнив одного условия. И тут я подхожу к тому, что, вероятнее всего, было главной причиной удивительной неудачи вестготов, вопреки великолепным перспективам. Я говорю об их религии — арианской. Если бы Эрик или его сын Аларих II приняли католичество и осуществили обращение своего народа, история Галлии вполне могла бы пойти по иному пути. Слабым звеном в броне вестготских королей был антагонизм римского населения и церковников по отношению к правителям-еретикам. Эта слабость была свойственна не только вестготам; она проявилась с тем же результатом и в других восточногерманских королевствах. Полагаю, имеются все основания выдвинуть общее предположение: арианская ересь была одной из главных причин того, что восточные германцы, продвижение которых вначале было таким явно успешным, в конце концов потерпели неудачу. Три главных примера — вандалы, вестготы и остготы. Силам империи никогда бы не удалось добиться краха королевства вандалов, если бы не фанатичная приверженность этой группы варваров своей еретической вере и если бы они не преследовали жителей провинции, исповедовавших католичество (тогда — ортодоксальное христианство. — Ред.). Примерно то же самое произошло с еще менее долговечным королевством остготов в Италии. Хотя остготы не преследовали христиан, их правление так и не смогло обеспечить поддержку широких народных масс, потому что остготы были арианами. (Согласно арианству, Бог есть самозаключенное единство, все иное чуждо Богу по сущности, поэтому Слово, или Сын Божий, не единосущен Богу Отцу, а является высшей тварной сущностью, с помощью которой Бог Отец творит мир. Арианство было осуждено I (в 325) и II (в 381) Вселенскими соборами, подтвердившими догмат о единосущии Бога Сына Богу Отцу. — Ред.) Именно разная вера заставляла готов и итальянцев держаться поодаль друг от друга. Из-за этого итальянцы встали на сторону захватчика, придерживавшегося ортодоксальной религии, что более всего прочего способствовало повторному завоеванию Италии при Юстиниане. Вестготское королевство не постиг безвременный конец, как вандалов и остготов, однако оно все же не достигло успеха, который был весьма вероятен, и тоже потеряло территории в Галлии. Но прежде чем мы рассмотрим этот процесс, поговорим немного об истории франков.

Объединенными усилиями римлян и вестготов гунны были отброшены от Галлии, но ни римскому императору, ни вестготскому королю не было суждено завладеть ею надолго. Давайте теперь проследим подъем франков, которые менее чем за шестьдесят лет после смерти короля Теодериха I (451) и Аэция (454) аннексировали многие территории Римской империи и вестготов. Учитывая их важность и тот факт, что современные хронисты не прекращали ведение записей о событиях V века в Галлии, наши знания о подъеме и продвижении салических франков на удивление скудны. Основной источник — Hystoria Francorum Григория Турского, историка, бывшего для франков тем же, что Кассиодор для готов, Беда для англосаксов, Павел Диакон для лангобардов. Григорий писал ближе к концу VI века и довел изложение до своего времени. С 561 до 591 года (когда его рассказ обрывается) он излагает историю событий, современником которых был. Но его повествование о франках с начала века и до 561 года основывается на источниках, природу которых мы только начинаем понимать. Поскольку мы можем полагаться только на Григория Турского, я для начала вкратце объясню его метод и значение его материалов. Он не мог опираться на римских историков. В самом начале он еще находил кое-что, отвечающее его требованиям, у Сульпиция Севера и Рената Фригерида Профутура. Но из этих двоих первый остановил свое повествование еще до конца IV века, а второй — в начале V века, то есть еще до того, как началось серьезное продвижение франков. В V веке в латинской части империи появляются летописи, и Григорий брал все, что мог, из тех, что были ему доступны. Помимо летописей, он получал информацию из жития святых, и мы также знаем, что он читал Житие святого Ремигия[16]. И можно с уверенностью утверждать, что, кроме указанных выше, у него не было письменных источников.

Как и все германцы, франки имели свои героические песни, и эти песни были не только о далеком прошлом, но и о живущих или недавно ушедших в мир иной вождях, а также современных и принадлежащих к недалекому прошлому событиях. Исторические факты искажались народным воображением и постепенно обрастали вымышленными подробностями в духе эпической поэзии. Существование такой поэзии доказано у всех основных германских народов. То, что характер и истоки таких повествований неохотно признавались, объясняется полукритическим отношением к ним Григория. Он сам не знал языка франков и был вынужден прибегать к помощи друзей, объяснявших ему суть этих произведений. Очевидно, он не доверял этим преданиям франков, но не имел других источников и был вынужден пользоваться тем, что есть. Но Григорий показал свое недоверие и даже презрение к ним, в сравнении с письменными источниками, никогда не ссылаясь на них иначе как utferunt (как говорят). Он упоминал свои письменные свидетельства, потому что считал письменный документ гарантией правильности, но не уважал устное народное творчество и не считал его гарантией чего бы то ни было. Таково скептическое отношение писателя к устным традициям. Вы поняли, что франки времен Григория Турского слагали героические песни не только о давно минувших событиях, но и о недавнем прошлом и что народное воображение и в его дни создавало поэтические творения.