Тем временем проект унии двух держав кое-как составили, набросали на бумаге и отправили на рассмотрение в сенат. Позже этот же вопрос должен был рассмотреть очередной сейм Речи Посполитой. Делегации, таким образом, ушли на каникулы до октября. Кмитич же, пользуясь случаем, отпросился на это время в Кейданы, где его уже ждала Алеся.

— Женюсь! — радостно оповещал всех Кмитич.

Губернатор Ливонии Магнус Де ла Гарды, кажется, был застигнут врасплох, хотя подобного поворота событий он просто обязан был ожидать, и ожидал, проклиная в глубине души своего короля, кочующего по польским полям. Гарнизон рижской фортеции насчитывал не более шести тысяч человек. 24-го августа при приближении царских войск к Риге Де ла Гарды приказал оставить стены форштадта — городского посада — и срочно отступить за городские укрепления. В спешке рижане оставили нетронутыми пригородные сады, что облегчило московской пехоте земляные работы на своих укреплениях под прикрытием деревьев. В короткие сроки царские солдаты и стрельцы возвели дюжину земляных «городков» для укрытия от обстрела со стен города.

Шесть батарей царского войска принялись беспощадно бомбить Ригу. Помимо чугунных ядер и гранат на город обрушились зажигательные снаряды — каленые ядра, а среди мортир применялись новейшие камнеметы — пушки с тонкостенными стволами, способные метать каменные ядра. Производя сопоставимые с гранатами разрушения, снаряды этих мортир не были дорогостоящими и сложными для заряжания, в отличие от «гранат больших» — мортирных бомб. За первые сутки по городу было произведено 1700 выстрелов изо всех видов орудий. Жители города были жутко перепуганы этим огненным градом, обрушившимся на их мирный торговый порт. К губернатору потянулись люди, умоляющие сдаться на волю победителя и уберечь Ригу от полного разгрома и пожара.

— Мы скорее умрем, чем сдадимся этим гуннам! Вы разве не слышали ничего о Ливонской войне с Иваном Васильевичем Ужасным? — хмурил в ответ рыжеватые брови несгибаемый швед. — Я не рассчитываю на милость этих варваров, а вот на помощь с моря — рассчитываю.

И вправду — хотя московиты обложили город, морские пути Риги были полностью свободны. Солдаты заверили губернатора, что будут сражаться до последней капли крови. И помощь, в самом деле, прибыла: прямиком из Швеции 12 сентября в рижский порт вошли суда, доставившие гарнизону крепости подкрепление в количестве 1400 солдат.

Трижды Де ла Гарды и рижский граф Торн делали весьма удачные вылазки, громя пушки и укрепления под стенами Риги, уничтожив более сотни пехотинцев и артиллеристов врага. Однако при последней такой вылазке пуля стрельца настигла графа Торна, и тот, сраженный, вывалился из седла. Произошло это в тот самый момент, когда отряд защитников города уже ретировался по мосту обратно в городские ворота. Торна никто поднять не успел, и раненый офицер попал в руки стрельцов. Те тут же добили несчастного графа, отрубили ему голову, насадили ее на вилы и стали носить перед стенами города, издевательски хохоча.

— Огонь по мерзавцам! — приказывал Де ла Гарды, и рижские пушки открывали яростный огонь.

Московиты тут же ретировались, потеряв нескольких человек. Но на следующий день они вновь показались у стены, уже на большем расстоянии, вновь с вилами и головой несчастного Торна. Де ла Гарды в подзорную трубу хорошо рассмотрел сотника, держащего окровавленные вилы. Этот же самый был и в прошлый раз, его трудно было не узнать — с длинной яркорыжей, словно крашеной, бородой, в ярко-зеленом кафтане.

— Он же пьян! — воскликнул молодой ротмистр, также в подзорную трубу расматривающий издевающихся над рижанами московитов. — Посмотрите, герр губернатор! Как же это?! Ведь им пить вера запрещает!

— Ну, в Московии запретов мало кто придерживается, — Де ла Гарды с хмурым видом сложил свою подзорную трубу, — велите пальнуть по ним из пушек, ротмистр! Удручающее зрелище! Бедный Торн, воздай Господь его душе по заслугам!

Пушки вновь отогнали краснобородого стрельца с его отрядом. Но и на третий день этот сотник не угомонился. Его ярко-рыжая борода вновь мелькала под стенами Риги, на достаточно близком расстоянии, но проливной сентябрьский дождь не позволил мушкетерам и канонирам выстрелить — порох на полках мушкетов и фитили пушкарей быстро намокали.

— Черт бы его побрал! — не сдержался всегда спокойный и сдержанный Де ла Гарды. — Это не должно сойти им с рук! Готовьте ночью вылазку, ротмистр! Вдарим по ним! Да, и запомните, с какой стороны каждый раз этот ублюдок приезжает и куда уезжает! Мы ему обязательно нанесем ответный визит!

Кажется, царское войско чувствовало себя в полной безопасности под стенами Риги. И зря. Прохладной и влажной после дневного ливня сентябрьской ночью ворота с грохотом опустились, и из города выскочил строй драгун и кирасир, ведомых самим Де ла Гарды. В руках у драгун в лунном свете мутно поблескивали бронзовые стволы мушкетонов — морских коротких мушкетов с расширенным на конце стволом, стреляющих картечью с большим разбросом. Шведы, морская нация, похоже, первыми сообразили, что эти абордажные ружья можно также неплохо применять и в наземном бою. Драгуны развернулись полумесяцем и выдали в упор залп по выскочившим из укреплений пехотинцам и пушкарям. Крики сраженных ратников заглушили ночное эхо дружного залпа. Драгуны расступились, и, словно железная лава, в лагерь москови-тян влился поток из сотни кирасир. Их круглые каски и обнаженные палаши матово поблескивали в темноте осенней балтийской ночи. Им вослед устремилась рижская пехота, озаряя ночь вспышками выстрелов. Московитяне разбегались. Грохотали гранаты — это пехотинцы стали забрасывать артиллерийские редуты огненными бомбами. Кое-где взрывы просто разрывали ночь пополам ярко-оранжевыми фонтанами и громовым грохотом — на воздух взлетали ядра и порох царских пушкарей вместе с ними самими.

Магнус Де ла Гарды в черном медном кирасирском шлеме и в черной кирасе на вороном коне в сопровождении ста тяжелых всадников стремительно скакал вглубь лагеря, туда, откуда появлялся краснобородый стрелецкий сотник. Из-под сотен копыт рослых скакунов брызгами летели грязь и вода.

— За мной! Ищите краснобородого! Только он мне нужен! — кричал скачущим за ним кирасирам губернатор Риги. А вот и тот, кого он искал! В белой рубахе, с саблей в руке, краснобородый сотник метался возле шатра, что-то крича в беспорядке бегающим стрельцам. Кирасиры с ходу налетели на растерявшихся московитов, рубя их налево и направо. Рыжебородый сотник выстрелил из пистолета в кирасира, отшвырнул бесполезное оружие, схватил второй, стал целиться… В какой-то момент он в ужасе замер. Прямо на него несся черный всадник — лишь длинные светлые волосы выбивались из-под шлема, но и они в темноте ночи казались почти вороными. Что-то роковое и страшное было в этом приближающемся всаднике со сверкающим клинком в руке, выставленным вперед прямо на сотника. Черные брызги воды и мокрой земли вылетали из-под копыт его вороного коня. Рыжебородый с открытым ртом в страхе смотрел на наплывающего на него, словно само возмездие, всадника, и ему казалось, что это если не Архангел Михаил, то уж точно демон пришел за его грешной душой, ну а грехов у него хватало, и сотник сам это знал… Всадник летел на него как-то медленно, словно во сне, но стрелецкий командир ничего не мог поделать против судьбы. Лишь с ужасом взирал на приближающуюся смерть… Со страшным свистом сверкнувший в ночи палаш словно разрубил черное полотно тьмы. Голова рыжебородого отлетела и, как пустая тыква, покатилась по земле. Обезглавленное тело с пистолетом в руке еще секунды две постояло, а затем с шумом рухнуло прямо в грязную лужу. Де ла Гарды остановил коня, спрыгнул, поднял брошенную кем-то пику, с силой насадил на нее голову с выпученными от ужаса глазами и еще более красной от крови бородой и воткнул в землю.