8 и 9 сентября войска 21-й армии пытались сбить противника с плацдарма у Макошино, занятого авангардами мотодивизии СС «Рейх», но в это время состоялся прорыв 3-й и 4-й танковых дивизий немцев на фронте Конотоп — Бахмач и обнаружилась новая угроза правому флангу армии в районе Бахмач. Распоряжением командарма 21-й армии сюда была переброшена кавалерийская группа (остатки 3 кавдивизий), 214-я воздушно-десантная бригада, а затем и 55-я стрелковая дивизия (в район населенного пункта Григоровка в 15 км южнее Бахмача). Авиационная поддержка 21-й армии ВВС Юго-Западного фронта началась с 9 сентября. В этот день по району Бахмач нанесла удар 19-я авиадивизия (32 самолетовылета). 10 сентября переправу у Макошино бомбила эта же дивизия (21 самолето-вылет).

К 10 сентября войска 21-й армии занимали фронт обороны Бахмач — Борзна — Вержеевка, имея против себя: с фронта — части моторизованной дивизии СС «Рейх», на правом фланге — части 4-й танковой дивизии и на левом фланге — переправляющиеся части 2-й армии немцев, глубоко вклинившиеся в стыке с 5-й армией.

Какое решение в этой обстановке принял командарм 21-й армии? В своих объяснениях, написанных в октябре 1941 года, генерал Кузнецов писал: «Тщательно анализируя обстановку, я неоднократно настоятельно требовал принятия принципиального решения со стороны Юго-Западного фронта (документы имеются в Генштабе).

…Я предлагал повернуть армию фронтом на восток и пятиться к Киеву с целью сокращения фронта и объединения усилий 5-й и 21-й армий для защиты киевского плацдарма и при благоприятных условиях прорыва и вывода армии на восток.

Другой вариант — немедленный поворот на восток и вывод сохранившихся частей на рубеж Ромны — Лубны. Оба эти предложения не были реализованы…» Таким образом, командарм 21-й армии предлагал два противоположных варианта решения за 21-ю армию для старшего начальника, то есть для командующего фронтом. Своих решений в отношении подчиненных лично ему войск он пока не менял: корпуса имели задачей продолжать обороняться в том положении, в каком они находились, и никаких перегруппировок пока не намечалось[69].

Германская печать еще 3 сентября объявила о захвате Брянска войсками танковых соединений Гудериана. Однако в действительности ни на рославльско-брянском, ни на почеп-брянском, ни на трубчевско-брянском направлениях немецким войскам, несмотря на их превосходство в танках, бронемашинах, мотопехоте и тактической авиации, не удалось достигнуть сколько-нибудь заметных успехов. Брянска они не только не взяли, но, напротив, под ударами Брянского фронта с большими потерями откатились с занимаемых на этом направлении позиций и оказались в 60 км от Брянска.

Общие потери немцев на этом направлении к концу операции составляли около 20 тыс. убитыми, ранеными и пленными. Советские войска уничтожили до 300 немецких танков, около 1000 автомашин, до 200 самолетов. Большое количество станковых и ручных пулеметов, минометов и несколько тыс. винтовок было захвачено войсками фронта в виде трофеев.

Пленные 10-й и 11-й рот 107-го немецкого пехотного полка показали, что перед боем в ротах было по 160 солдат и по 5 офицеров. 8 и 9 августа, по словам пленных 11-й роты, в ротах осталось лишь по 60 солдат и по 3 офицера, а 12 августа — уже по 30 солдат (и ни одного офицера).

Войска Брянского фронта выполнили основную задачу, поставленную перед ними Ставкой, — не допустить прорыва группы Гудериана через Брянск на Москву. В результате задержки продвижения этой группы на брянско-московском оперативном направлении немцы упустили благоприятный момент для удара на Москву. Действия Брянского фронта вместе с упорными оборонительными боями и контрударами Западного и Резервного фронтов в районах Смоленска, Белого, Ярцева, Ельни и других заставили Гитлера изменить свой план наступления и вместо немедленного удара на Москву нанести удар на юг.

Поворот Гитлером главных сил с московского направления на Украину, по-видимому, объясняется еще и тем, что он, видя, что план молниеносной войны срывается и война может принять затяжной характер, потребовать дополнительных ресурсов, пошел за этими ресурсами на Украину.

Войска Брянского фронта, действовавшие против Гудериана, за исключением 50-й армии, которая по указанию Ставки наступала в северном направлении на Рославль, были малочисленны (войска противника, совершавшие поворот на юг — 2-я армия и танковая группа Гудериана — имели многократное превосходство и сильной группировкой прикрывали направление на Брянск). Несмотря на это, выполняя приказ Ставки, войска фронта продвинулись на 10–12 км и к 12 сентября вышли на рубеж: восточный берег реки Десна — Рековичи — Столбы — Дмитрово, восточный берег реки Судость до Зноби и далее по восточному берегу реки Десна. Даже если бы войска фронта успешно продвинулись и дальше еще на 30–50 км (на что потребовалось бы дополнительно 6–8 суток, то есть примерно до 20 сентября), это ничего не дало бы, так как немецкие войска уже к 15 сентября вышли в тыл к войскам Юго-Западного фронта. Кроме того, наступление германских войск с поворотом на юг развернулось на фронте более 200 км. Что в этих условиях могли сделать ослабленные 3-я и 13-я армии?

Войска Брянского фронта выполнили и другую задачу, поставленную им Ставкой в связи с создавшейся обстановкой, а именно: осуществили крупную наступательную операцию с перевернутым фронтом и вышли из окружения. В ходе этой операции немецкие войска понесли значительные потери в технике и людях, что вызвало упадок морального духа в германской армии, даже среди высшего офицерского состава. Вот что пишет об этом Гудериан, рассказывая о встрече со своим любимцем — командиром танковой бригады полковником Эбербахом: «Возвратившись в Орел, я встретил там полковника Эбербаха, который… доложил мне о ходе последних боев. Впервые со времени начала кампании у Эбербаха был усталый вид, причем чувствовалось, что это не физическая усталость, а душевное потрясение. Приводил в смущение тот факт, что последние бои так сильно подействовали на наших лучших офицеров»[70].

Вместе с тем общая стратегическая обстановка на советско-германском фронте в связи с поворотом основных ударных сил немецкой группировки на юг для советских войск значительно ухудшилась. Юго-Западный фронт оказался на грани катастрофы.

6 сентября 21-ю армию, пробывшую в составе Брянского фронта 10 дней, передали Юго-Западному фронту. И действительно, ею было очень трудно управлять не только в связи с большой отдаленностью от штаба фронта, но и потому, что все ее тылы находились в полосе Юго-Западного фронта. К 10 сентября между Брянским и Юго-Западным фронтами образовалась совершенно ничем не прикрытая брешь до 60 км. Этот участок был «прирезан» Брянскому фронту, хотя Ставка знала, что у фронта нет решительно никакой возможности хоть чем-нибудь его заполнить. Правда, Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников сообщил, что Ставка решила предоставить в распоряжение фронта 2-й кавалерийский корпус, но он мог прибыть лишь через несколько дней, но так и не прибыл. Разрыв между фронтами позволил германскому командованию начать продвижение на восток — на Курск и на юг — на Конотоп. Генерал-лейтенант А. И. Еременко решил уничтожить группировку противника в районе населенного пункта Кролевец и не допустить его дальнейшего распространения на Шостку. Началась переброска войсковых частей на левое крыло фронта. Здесь был спешно организован Рыльский боевой участок группы полковника Акименко в составе 127-й (впоследствии — 2-й гвардейской) и 160-й стрелковых дивизий (последняя только что была сформирована). Группа А. З. Акименко развернулась левее недавно созданной группы генерала А. Н. Ермакова (21-я, 55-я кавалерийские дивизии, 121-я, 150-я танковые бригады и 183-я стрелковая дивизия). Все эти соединения были малочисленны. В танковых бригадах имелось всего по 20 танков. В дальнейшем обе группы были объединены в одну под командованием Ермакова.