– К тому же я вот что еще предложить хочу роду Сладкого Источника.

И, достав из-за плеча изогнутый тесак, с поклонам протянула его Стогнану.

Тут и старейшины оживились. Передавали саблю из рук в руки, один даже зацокал языком восхищенно, забыв о положенной степенности. Ведь местное железо было неважное, клинки из него часто гнулись, а то и сломаться могли. А тут была настоящая сталь, темная, с более светлыми прожилками и изогнутой бороздой вдоль острия – для стока крови. А рукоять сабли так и искрилась дорогими каменьями, чеканкой искусной. И хотя такому клинку – настоящему боевому оружию, да еще непривычной изогнутой формы с расширением на конце – тут и не было особого применения, иметь в роду такое оружие было почетно.

– А самой тебе меч этот разве не пригодится? – спросил один из старейшин.

Малфрида только косу через плечо перебросила.

– Говорю же, устала я от ратных дел. Оттого и с князем в поход не пошла. Хочу теперь спокойно жить, травы собирать, знахарством заниматься, охотиться.

– А как хочешь жить у нас? Мужа тебе подыскать среди местных или как?

– Или как, – ответила Малфрида, даже подбородок гордо вскинула. – Мне дочь Стогнана поведала, что недалеко от вашего селения имеется заброшенная полуземлянка, где некогда волхв обитал. Там бы я и поселилась. Чтобы и роду особенно не быть помехой, да и пообвыкнуть.

«Что-то много ей Простя моя наболтала», – вновь подивился Стогнан. Вообще-то ему стал надоедать весь этот разговор. Понимал, что за такие дары его родовичи с охотой примут пришлую, но все-таки не нравилась она ему почему-то. Может, просто настроение у него было сегодня такое. К тому же ныть начинало за щекой, зуб больно постреливал, а значит, ночью опять будет метаться Стогнан на полатях от одуряющей зубной боли.

– А известно ли тебе, девица, – начал Стогнан, чтобы отвлечься от боли, – что место, о котором ты помянула, недобрым у нас считается. Там растет особый дуб, у которого, как бают, духи лесные любят по ночам шастать. Пока волхв там жил, вроде как тихо все было, разгонял их ведовством, однако с тех пор мало кто решается подходить к тому месту после захода солнца.

Показалось ему или нет, но глаза Малфриды сверкнули весело. Даже будто желтизной замерцали. Может, просто отблеск огня отразился? Цветомила как раз масла в светильник подлила, огонек новый зажгла – на дворе-то уже совсем смеркаться начало.

– Я ведь древлянка сызмальства, – ответила Малфрида. – Мне ли духов местных бояться? Да ведь я и сама немного ведунья, знаю охранительные заговоры. И чтобы ты поверил мне, мудрый Стогнан, могу доказать тебе свою полезность как знахарки. Позволь боли тебя лишить на сегодня.

Может, догадалась, увидев, как он хмурится да рукой за щеку держится, а может, все та же Простя наболтала, однако Малфрида дала понять Стогнану, что попробует его от зубной хвори излечить. Староста невольно выпрямился. Местные знахарки его разными отварами поили, порой он и волхвов, если удавалось встретить, молил помочь, но особого облегчения все это не приносило. А ведь если она поможет...

Никто не вмешивался, когда Малфрида подошла к старосте, скрестила ладони и прижала их к щеке Стогнана. Он же сперва смотрел, как она что-то шепчет губами... Вроде и некрасивыми, на его взгляд, слишком крупными, но отчего-то подумалось, что целует она сладко... А потом совсем об ином стал думать, о том тепле, что пошло от рук ведуньи, проникло под кожу, слилось с болью и только чуть покалывало. И в этом тепле, среди легкого покалывания его ноющая боль начала растворяться.

Стогнан даже закрыл глаза блаженно. А как прошло тепло, увидел, что ведунья смотрит на него и улыбается. Он же ничего не чувствовал. Вернее, чувствовал – огромную благодарность к ней, за то, что избавила его от муки опостылевшей.

Стогнан редко улыбался. А тут так и просиял, показав в улыбке кривые темноватые зубы. Она же сказала:

– То мера временная. Потом как-нибудь насобираю тебе нужных трав, а если захочешь, помогу и от больных зубов избавиться.

Стогнан поднялся, все еще улыбаясь. Заметил, как глядят на него старейшины, как отложили работу сидевшие на дальних лавках мужики, как бабы с любопытством поглядывают.

– Забодай меня комар! – воскликнул староста совсем уже несолидно. – А ведь она и впрямь ведунья-врачевательница. И разве не везение для нашего рода, что такую к себе примем?

Его слово всегда было решающим. Поэтому, когда бабы стали вносить и расставлять за длинными столами мясное варево, выставлять шинкованную капусту и дичину на меду, он широким жестом пригласил Малфриду к столу. А посадить чужого за трапезу – это признать его своим. Попробовавший пищу под кровом угощавшего становился близким хозяину. И теперь, если Малфрида эта не совершит совсем уж страшного преступления, никто не станет гнать ее из рода.

Мокей-вдовий сын вернулся в селение Сладкий Источник только на исходе вересня[80]. Товары привез, заказы от селища, не забыл и о гостинцах родовичам. Все шутил, балагурил, пока староста Стогнан не угомонил его строгим наказом.

– Все. Погулял, поездил, а теперь готовься к свадьбе с Простей, молодец.

И никаких пояснений.

Дома мать Граня тоже сына уговаривала:

– Мы роду Сладкого Источника многим обязаны. Так что, сынок, не упрямься. А быть в родстве со Стогнаном почетно. Во всей округе, даже в других селищах и родах его почитают как мудрого и справедливого. Ну и Простя вполне созрела, чтобы деток от тебя носить. А если откажешься... Нас ведь и прогнать могут. Пожалел бы меня старую, сыне.

Мокей вздохнул и согласился. И хотя на большаке у него была ладная вдовушка, которой он тоже жениться обещал, да и в одном селении, где иногда останавливался на ночлег по пути к большаку, тоже имелась девица-краса, о которой подумывал как о будущей суложи, все равно пришлось подчиниться роду. И мать жалко, да и понял уже, что в чужом большом мире никто о нем, кроме родовичей, не позаботится...

Свадьбу с Простей справили знатную. Мокей вено[81]богатое за невесту дал – все больше городские подарки, утварь домашнюю, сукна умелого тканья, замки для ворот, застежки чеканные. Ну, а со двора Стогнана ему приданое Прости поднесли: кожи местной тонкой выделки, одежду, меховые полости. Приданое вручалось по счету при всем честном народе, чтобы все знали – небедной уходит от отца Проста. Люди вокруг гомонили довольно, а невеста так и цвела улыбками, поглядывала на милого из-под свадебного венца, расшитого речным жемчугом и бисером, с коваными подвесками. Он же едва улыбался ей. Так, притиснет иногда к плечу для вида, а то все больше с местными парнями да девками перешучивался: мол, хитер Стогнан, дочку в родном селище оставил. Обычно такого не бывало, невест принято брать из чужих родов, чтобы родная кровь с родной не смешивалась и дети хилыми не рождались. Ну, а раз Мокей от пришлых отца с матерью, он мог и местную за себя взять.