Юноша оглянулся, приподнявшись на локте, еще ничего не понимая, да так и застыл.

Малфрида стояла в нескольких шагах позади него, волосы ее разлетелись, как на сильном ветру, в руках у нее ничего не было, но она делала движения, словно бросая камни. Однако вместо камней с ее ладоней с легким шорохом слетало белое быстрое пламя, оно поражало печенегов, извиваясь вспышками от одного копченого к другому, и они с воплями валились замертво. Их тела падали с заборолов, висли на бревнах частокола, сваливались с седел, их лошади метались среди этого страшного свечения и блеска, напуганные общим ужасом, обезумевшие от вони горящего мяса. А вокруг самой чародейки словно дрожал воздух, расходился свет. В него несколько раз попали стрелы, но тут же отскакивали, будто наткнувшись на невидимую преграду. Малфрида не замечала этого, она стояла молча, и озарявшие ее вспышки света жутко разлетались в разные стороны.

Печенеги уже не рвались в бой. Наоборот, объятые паникой, они спешили к проему ворот, сталкивались в толчее. Вновь в проеме возник затор, образовалась мешанина тел, людей и лошадей. Заметив это, Малфрида дико захохотала. И тут же резко умолкла. Сложив руки на груди, сжав ладони, она что-то беззвучно произнесла, а когда раскрыла ладони, между ними светился круглый огненный шар. Ведьма сделала резкое движение, будто подкидывая его, и шар, разрастаясь, полетел в сторону ворот. Ослепительно полыхнуло – люди, и лошади вмиг рухнули, поваленные чудовищной, разлетающейся светлыми лучами силой. С грохотом и треском упали горящие ворота и намертво врытые в землю столбы частокола, разлетелись ошметки людей и лошадей.

Те, кто видели это, поначалу замерли, а потом все, и русы, и печенеги, кинулись кто куда. Печенеги стали карабкаться обратно на частокол, спрыгивали вниз, убегали. Им вдогонку летели быстрые вспышки света, пронзали их, за секунды спекали живьем. И среди воплей ужаса как проклятье, как небесный гром слышался демонически громкий хохот той, что все это сотворила.

Малфрида не заметила, когда в порыве своей странной битвы сошла по сходням вниз и теперь оказалась среди дыма и чада, под тугими струями обвалившегося ливня. Когда стало тихо, она еще какое-то время озиралась, дико вращая желтыми светящимися глазами, из ее открытого рта с острыми, странно выросшими клыками шел глухой рык. Потом ведьма перевела дух. Ее летавшие, шевелящиеся волосы опали, она опустила руки с растопыренными пальцами и длинными когтями, закрыла глаза. Когда же открыла... Ее глаза стали темными, как прежде, клыки и когти исчезли, и она смотрела вокруг с некоторым изумлением, будто не узнавая знакомого места. Кругом трупы людей и лошадей, смрад. Клубы дыма плыли, как мираж, было тихо. Через опустевшее пространство в мути дождевых струй пронеслась лошадь без седока, похожая на призрак, где-то рухнуло прогоревшее бревно, вновь слышался монотонный шум дождя.

Дождь стал заливать Малфриде глаза, мокрые завитки волос прилипли ко лбу. Она ощутила привычное покалывание в теле – отход силы. Медленно пошла, пачкая, светлую замшу сапожек в золе, грязи и крови. Какое-то движение сбоку заставило ее повернуться. У дружинной избы с дымящейся кровлей она увидела поднимающегося с земли Уклепа. Он был без шлема, волосы и борода всклокочены, лицо в саже, на лбу кровоподтек Воин покрутил головой, но, заметив Малфриду стал отползать, дико глядя. Потом лицо его исказилось ужасом, он нервно икнул.

– Ну что ты, старина, – вяло промолвила ведьма. – Я своих не трогаю. Хотя, может, в пылу и задела кого. Но ведь старалась же не задеть...

Уклеп продолжал икать, вжавшись в сруб избы.

Малфрида прошла мимо. Долго сидела на лестнице сходней, уставившись на испачканные носки сапог. Краем глаза заметила, как появился еще кто-то из своих. Постепенно люди стали сходиться, прошмыгнула и давешняя ее банщица, поскользнулась на мокрой земле, упала и, увидев, что ведьма глядит на нее из-под прилипших к лицу волос, завыла, кинулась прочь.

Дождь продолжал лить. Шипело, угасая, пламя. Дым оседал к земле.

Домовой не сразу появился перед ней. Потом все же скользнул темным комом к сидевшей в углу на лавке ведьме, повел острыми ушами.

– Ты дом мой чуть не подпалила. Если бы боги не послали дождя...

– Да не со зла я. Поверишь ли, не со зла...

Если и домовой ей не верит, то, что же думают люди? Малфрида ждала их, сжавшись в углу, натянув на себя овчину. Ее знобило, ощущалась слабость. И еще что-то. Как будто досада. Ведь она действительно никому не желала тут зла, да ведь не поймут. Все видели только ее странную силу. Нелюдскую силу. А смертные такого не примут.

Прошло немало времени, прежде чем она различила на сходнях скрип шагов. Медленно отворилась створка двери, бухнуло деревом. В низкий проем, пригибаясь под притолокой, вошел Претич. Его русые волосы уже просохли после дождя, красиво завивались. Лицо же – бледное, россыпь веснушек темными точками проступила на носу и щеках. Словно и поглядеть на ведьму не решался.

– Тут такое, Малфрида...

Он замялся, теребя обшитый бляхами пояс.

– Люди говорят, чтобы ты уходила. Уклеп велел передать, что даст тебе все, что пожелаешь. Ну, коней там, куны, даже дирхемы серебряные[73]. Провизию даст с собой, хлеба. Но он просит... Все тут просят, чтобы ты покинула Малодубовец.

Малфрида медленно отвела рукой овчину, села, свесив ноги в замызганных сапогах.

– Гоните, значит?

И тогда Претич впервые поднял на нее глаза. Они словно потемнели от страдания, лицо напряглось.

– Я не гоню. Но я не все.

– А ты? Что скажешь ты? Мне это важно! – Спрашивается, что ей надо от этого мальчишки? Она так и замерла, ожидая ответа. Неужто никто так ничего и не понял?

– Не гневайся, чародейка. Не обращай зло на людей. Ты могущественна, и они страшатся тебя. Люди ведь и так пострадали от печенегов.

– От печенегов – да. Но я-то тут при чем?

Претич вдруг резко стукнул кулаком по створке двери.

– Да я бы!.. Ты ведь спасла всех! Малодубовец для Руси отстояла! Уклеп обещает наградить тебя и отпустить с миром, но, будь моя воля, я почет бы тебе оказал... как богине. Гордился бы, что бился рядом с тобой!

Его голос вдруг стал срываться, он закрыл лицо ладонями, словно стыдясь ее взгляда. Потом выпрямился. И она увидела, как в глазах его заблестели слезы, как потекли крупными каплями по щекам.

Малфрида отвернулась, стала оправлять одежду, собрала рассыпавшиеся волосы. Обида не проходила, как и желание наказать неблагодарных. Уничтожить, убрать тех, кто потом байки злые начнет о ведьме сочинять. Но она сдержалась, ибо знала, что людей гневят и пугают силы, более могущественные, чем у них самих. Потому и стала спокойно и сухо говорить, что именно желает взять с собой в качестве вознаграждения. Пусть только поторопятся, ей самой недосуг возиться в их полусгоревшей крепости. Она уйдет. Но только...