Два долгих года, проведенных в долине, разрушили наши отношения с Джилл. Помню, как-то по пьяни она сказала: «Ты столько времени снимаешь пизду, что ебать ее у тебя уже нет желания».

Бедолага, в какой-то мере она была права. Трахаться-то мне хотелось, но этого дерьма по горло хватало. Ко времени возвращения домой норму свою я уже набирал, хотя всегда ведь можно попробовать другую выпивку. Может, я слишком упрощаю, но искренне верю, что подобное дерьмо вытягивает из тебя душу. Знаю, бывают люди, которые в этом деле работают подолгу и каждый вечер смывают с себя вонь, только я не из таких. Плюс был один – я научился ставить свет и ловить хороший кадр.

Я жил в Долине – глупый юнец, который должен вести себя как ребенок в кондитерской, но на деле я чувствовал себя шакалом с геморроем и перебитыми лапами. Как-то в период затишья я пришел в засиженный блохами кинотеатр на Голливудском бульваре – там-то я и посмотрел «Лжецов из гнилой бухты». Хэллидей написал портрет городка в западном Техасе, так похожего на тот, в котором я вырос. Я попался на крючок. Вышел из задрипанного кинотеатра и понял: хочу делать то же, что делал Хэллидей. Это стало для меня спасением и мукой.

– В начале у Глена все шло как по маслу, настоящий техасский бычок, как сейчас помню. – Иоланда улыбнулась, но улыбка вскоре сменилась кривой ухмылкой. – Но, как водится у мужиков, надолго его не хватило.

Не думаю, чтобы она пыталась меня задеть; я не много успел рассказать о своей жизни, но в ее голосе отчетливо слышались горькие нотки Джилл в последние месяцы наших отношений. Я постарался сохранить спокойствие и ждал продолжения.

– Мне с мужиками не везло, – пожаловалась Иоланда. На нее явно нашло то же настроение, что и на меня. – Хэмфри Марстон был гораздо старше меня, но он единственный, кто оставил мне на память хоть что-то, кроме долгов. Этот дом – прямо над водоносным слоем – принадлежал как раз ему.

Снова это словосочетание. Я несколько опешил, и, видимо, это отразилось у меня на лице, потому что Иоланда вскинула брови.

– Мадам, простите мое невежество, но что такое водоносный слой? Я так понимаю, что-то типа подземного озера?

– В самую точку, – кивнула она, подливая в стакан джина. – Застройщики вечно барабанили к нам в дверь с чеками на огромные суммы, но Хэмфри решил, что вода – именно то, за что стоит держаться. Двадцать с лишним лет назад, пока от гор не провели трубопровод, ее здесь хватило бы на содержание нескольких хозяйств и поля для гольфа. Но Хэмфри на их деньги плевать хотел. Тогда застройщики и власти штата решились на грязную игру, все испробовали, лишь бы свои лапы на ранчо наложить. Хэмфри был довольно мягким человеком, но мог проявлять ослиное упрямство; он и глазом не моргнул, каждый раз в суде устраивал им показательную порку.

– За старину Хэмфри!

Я улыбнулся и поднял стакан.

Парень начинал мне нравиться.

Иоланда подалась вперед, чокнулась со мной, осушила стакан и налила себе снова. Пока она стояла ко мне спиной, я успел рассмотреть мягкую, жирную плоть, выплескивающуюся из-под цельного купальника. Когда хозяйка обернулась, я отвел глаза.

– Этот дом он унаследовал от отца, тот хотел, чтобы сын развивал ферму. Но Хэмфри интересовали только животные, – продолжала она. – У него степень бакалавра по зоологии…

Иоланда указала на чучело кошки, установленное на под-ставке. Я обратил внимание, что кошке придали классическую сидячую позу: задние лапы подогнуты под корпус, передние вытянуты, морда смотрит вверх, словно ожидая подачки.

– Вот чем он занимался. Это его работа.

Должен признаться, меня впечатлило. Большинство такси-дермистов, а я их в штатах, где охота была любимым делом, повидал немало, старались имитировать движение, даже если делали чучела домашних питомцев.

– Классно он ей придал обычную кошачью позу, не стал изображать, что она кидается на добычу.

– Да, Хэмфри всегда старался придавать животным анатомически верную позу. – Она указала на завешанную сертификатами стену и на шкаф, заполненный трофеями. – Он был лучшим во всем штате. Я ему частенько помогала. Вначале, правда, тошнило…

Иоланда застенчиво отмахнулась от ожидаемого возражения или комплимента.

Помимо собственной воли я вошел во вкус:

– Не возражаете, если спрошу – а что приключилось с вами и Хэмфри?

Иоланда грустно посмотрела на меня, потом выдавила кривую улыбку.

– Я тут ни при чем, приключилось все сним. Как-то днем я вернулась из магазина и нашла Хэмфри в мастерской. Он как раз набивал енота, когда случился обширный инфаркт. И вот я склонилась над ним, а он лежал такой же безжизненный, как и чучело, над которым он работал. – Иоланда смахнула слезу, будто горе постигло ее только вчера. – Об заклад могу биться, это чертовы застройщики из него всю душу вымотали. – В ее взгляде скользнула горечь, губы обнажили злой оскал. – Даже если обыгрываешь этих мерзавцев, все равно платишь слишком дорого.

Тут я не мог не согласиться. Старина Хэмфри тянул на героя в фильме Глена Хэллидея. Обычный парень противостоит денежным задницам и властолюбивым торчкам – потому что он должен, черт подери, это сделать.

– Еще и поэтому я никогда не продам ферму. – Иоланда отчаянно покачала головой. – Они мне твердили, что я сама себе яму рою, что вода скоро потечет с гор и надо делать деньги, пока платят. Да, вода потекла с гор, только несчастные ублюдки, которые пытались наложить лапы на воду моего Хэмфри, разорились раньше, насиживая свою бесполезную землю!

Она все говорила и говорила о старине Хэмфри, и черт бы меня побрал, конца-края не было этому ее рассказу. Но я ничего не мог поделать. Иоланда расчувствовалась, останавливать ее было как-то неловко. Она рассказала, как познакомилась с Хэмфри в тот день, когда ее выбрали мисс Аризоной, и что в отличие от всех остальных он всегда вел себя по-джентельменски и с ней обходился, как с леди. Они крепко любили друг друга, это ясно. Я многое узнал о Хэмфри и о таксидермии, но как бы я ни восхищался чуваком, который сидел себе на своей земле, набивал чучела и водил за нос застройщиков и власти штата, все же это был не Глен Хэл л идей. Мне понадобилось немало времени, чтобы Направить беседу в нужное русло, и когда это удалось, я заметил, что Иоланда разочарована.

– Глен Хэллидей жил ради работы, – печально сообщила она. – Поначалу мы были друзьями, потом как-то внезапно поженились. Полгода спустя он уже ни на что не годился. Мы почти не виделись. Он вечно мчался с одних съемок на другие или шатался по барам. – Иоланда усмехнулась, словно приглашая меня в сообщники. – Если у него и была большая страсть, так это, дорогуша, точно не я.

Я приободрился от ее откровенности.

– А кто был его страстью? – не задумываясь, спросил я.

– Да ладно тебе, дорогой, ты ведь отлично знаешь ответ, – пожурила меня Иоланда.

Она и впрямь расстроилась и имела на это полное право; я повел себя, как отличник ослиного университета. Должно быть, она решила, что у меня либо яйца из желе, либо мозги как у целки в борделе.