Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ростислав опустил ее на землю возле кибитки, уже приготовленной в дорогу.
– Я не поеду, нет! – Прямислава оттолкнула его и отступила, готовая даже кричать и разбудить всех в тереме, но не поддаться больше этому безумному наваждению. – Не поеду, не зови меня!
– Скажи, ты не любишь меня? – Ростислав крепко взял ее за обе руки, и по его горячности видно явственно, что он привык всегда настаивать на своем.
– Я не себе принадлежу. Кем бы я ни была, мое бесчестье и других погубит. И на тебя большую беду навлечет, а мне и вовсе хоть в омут головой. Князь…
– Уж не князем ли Юрием здесь запахло? – Ростислав яростно тряхнул ее, и Прямислава испугалась. – Говори! Намекала мне ключница, что ты из его теремных подружек, я не хотел верить!
– Нет! – Прямислава рванулась, разгневанная, что ее ставят так низко.
– Если не он, тогда кто?
– А Бог! Этого тебе мало?
– Не верю! – яростно твердил Ростислав. – Бог – это для старух старых, для княгини твоей, что двух слов связать не может, вот им – Бог! А ты – молодая, красивая, горячая – да тебе грех в монастырь запереться, вот это грех! Поклянись, что тебе до Юрия дела нет!
Прямислава молчала. Дать такой клятвы она не могла, потому что Юрий был ее законным мужем.
– Ну и иди ты в болото вместе с твоим бесом гулящим! – Не дождавшись ответа, Ростислав вдруг отпустил ее, словно оттолкнул, и Прямислава едва удержалась на ногах. – Знать вас не хочу, богомолы хреновы!
Он развернулся и быстрым шагом пошел куда-то к конюшням. Прямислава смотрела ему вслед, а потом вдруг осознала, что стоит одна среди мужчин, на чужом дворе, одетая в чужой скособоченный подрясник, простоволосая, кое-как обутая, растрепанная! Едва вырвавшись из объятий, еще чувствуя на щеках и губах жаркие поцелуи того, кто звал ее разделить с ним его страсть и его смертный грех! Само небо со стыдом глядело на нее, и Прямислава бегом бросилась на крыльцо: ей хотелось зажмуриться от ужаса перед тем, что она натворила и еще могла бы натворить.
Не помня себя, она кое-как вскарабкалась по крутой лестнице, рванула дверь, влетела в горницу и упала на свою лежанку.
– Ты, голубка! – Тут же ее плечи обхватили знакомые руки встревоженной Зорчихи. – Где ты была? Я уж проснулась – тебя нет! Ну, думаю, на двор пошла, да чего же меня не разбудила, я бы проводила! Тут кругом чужие люди, гридни… Да что с тобой? Встретился кто?
Она оглаживала дрожащие плечи девушки, коснулась лица, закрытого ладонями, и нащупала слезы, проступившие сквозь пальцы.
– Голубка моя! – Голос Зорчихи задрожал от тревоги, и Прямислава всхлипнула, не в силах больше сдерживать плач. – Тебя обидел кто? Хватит уж играть, сейчас Романову княгиню разбужу и расскажу ей, кто ты есть! Доиграетесь вы, ряженые! Будет с вас, теперь не святки! Никто тебя не знает, не уважает, мало ли что! Ну, скажи мне хоть словечко, родная моя!
Но Прямислава ничего не могла сказать, а только плакала, закрывая лицо руками. В груди стояла нестерпимая боль от разлуки с Ростиславом, от той яростной грубости, с которой он оттолкнул ее, когда она обманула его надежды, от его жестоких слов, его темных подозрений, которые она не могла опровергнуть! Она казалась себе запачканной своими греховными порывами, но при этом была отчаянно одинока без Ростислава, и будущее лежало перед ней такое горькое и черное, без единого проблеска любви и света. Она старалась подавить рыдания, чтобы расслышать шум на дворе под окнами, может быть, в последний раз услышать его голос. Как раз в эти мгновения он, наверное, уже выезжает за ворота, чтобы не вернуться к ней никогда! Что теперь может свести их? Русская земля велика, а ей теперь одна дорога – в какой-нибудь туровский монастырь.
– Матерь Пресвятая Богородица! – Зорчиха, не в силах добиться от нее ответа, принялась молиться, стоя на коленях возле лавки и отвешивая поклоны в сторону невидимых в темноте икон. – Сохрани и помилуй нас!
Невольно Прямислава стала повторять за ней; поначалу молитва не приносила покоя, но постепенно знакомые слова и чувства возвращали душе привычное ощущение мира. Зорчиха еще долго сидела рядом, бормотала молитвы, потом молчала, сжимая ее руки, и мало-помалу Прямислава впала в забытье, незаметно перешедшее в глубокий сон.
Когда она проснулась, уже совсем рассвело. Крести не было – одевшись, она сидела где-то с княгиней Мстиславой и ее дочерьми. Зорчиха рядом на лавке вязала чулок, но не столько работала, сколько поглядывала на свою «голубку». В тереме стояла тишина. Перемышльцы уехали и теперь находились уже за много верст отсюда. Вчерашняя буря в душе утихла, но боль осталась, и Прямиславе совсем не хотелось поднимать голову над подушкой. Но надо как-то жить дальше. Сегодня, быть может, за ней приедет отец. И больше уже никто не станет называть ее Крестей, обещать любовь и звать с собой. Свет мой ясный… Никогда ей больше не услышать таких слов.
Еще один день они прожили в Небеле. Крестя то сидела с женщинами хозяйской семьи, то выходила с ними погулять на бережок, а Прямислава почти не покидала горницу – ей никого не хотелось видеть. Время тянулось бесконечно. Все происшедшее с ней в последние дни казалось дурным сном: она вот-вот очнется и увидит себя в келье Апраксина монастыря, той самой, где прожила семь лет и знала каждую трещинку в стене.
Но едва ли ей придется вернуться в ту келью. С жизнью княгини-затворницы, не принятой мужем, покончено навсегда. Но кем она станет теперь? Она, выросшая среди монахинь, вдруг так близко сошлась с Ростиславом, с мужчиной, который хотел увезти ее с собой… Какое-то помрачение на нее нашло, что она по доброй воле встречалась с ним наедине и подвергала свою честь такой опасности… Теперь Прямислава опомнилась, но веселее от этого не стало. Будущее по-прежнему оставалось неведомым и тоскливым.
За семнадцать лет жизни сердце ее впервые отозвалось на чей-то пылкий взгляд; в юности всегда кажется, что это событие, единственное за всю минувшую жизнь, так и останется единственным до конца, хоть проживи еще полвека. Давно ли она узнала Ростислава перемышльского? Три дня назад она о нем и понятия не имела, но вот теперь, когда он уехал, Прямиславе казалось, что она утратила весь мир и никогда для нее больше не блеснет солнечным лучом радость. Эта тоска пустоты станет вечной… Она молилась, но едва могла сосредоточиться; твердила себе о Господней любви, которая никогда ее не покинет, лишь бы ей не сойти с пути, и все же не могла избавиться от жажды любви простого человека, который вдруг стал значить для нее больше всех, кого она ранее знала…
На другой день в Небель явился неожиданный гость: боярин Милюта. Крестя гуляла с Романовыми дочерьми, Прямислава сидела в горнице с Зорчихой, они-то и приняли воеводу. Отлежавшись, он отправился назад, к своему князю, а по пути встретил Ростислава с дружиной, который и рассказал ему, что Вячеславова дочь освобождена и ждет в Небеле. Счастливый, что застал ее здесь целой и невредимой и даже может явиться вместе с ней к своему князю, Милюта не сразу обратил внимание на то, что Прямислава одета в подрясник.