и танков и кто за это будет наказан, – сказала мне Элла Кесаева. – Мы не успокоимся, пока этого не узнаем. Путин обещал женщинам разобраться. Но он ничего не сделал, никого не отправил в отставку. Он прислал Колесникова, зная, что тот не будет добиваться правды». На них составили протокол и быстро отпустили, но вообще это была отвратительная иллюстрация российской правоохранительной системы. Женщины, потерявшие своих родных в теракте, как преступницы были отправлены в отдел милиции, которая должна была защищать их детей.

Не убедил Колесников и «Матерей Беслана» – они назвали расследование фарсом и пообещали снова обратиться к Путину. Через пару недель после пресс-конференции я встретила Риту Сидакову, и она сказала: «Я понимаю, что Колесников нам врет. И Путин нас обманул. У них стратегия такая была с самого начала – выставить нас ненормальными».

– Рита, зачем вы пошли к Грабовому? – спросила я.

– От отчаяния, – ответила она.

И Рита, и Сусанна, и Анета по-прежнему занимались делами комитета, встречались со следователями и чиновниками и совсем не производили впечатления людей, потерявших связь с реальностью. Напротив, они казались даже большими реалистами, чем остальные.

В конце сентября, через 3 недели после приезда группы Колесникова в Осетию, Генпрокуратура начала возбуждать, одно за другим, уголовные дела – в отношении руководства футбольного клуба «Алания» по факту нецелевого расходования денег из бюджета республики. Тут надо пояснить, что футбольный клуб «Алания» был гордостью Осетии и в него, конечно, вливались немалые деньги. В руководстве клуба в разное время были представители правительства Северной Осетии. Комиссия Колесникова за 3 недели изучила всю документацию в Сером доме и нашла то, что искала. Фигурантами уголовных дел стали бывший премьер Шаталов, министр финансов Константин Уртаев[55], глава налоговой инспекции Зангиев, а чуть позже – глава администрации президента Северной Осетии Такоев. Стало очевидно, что уголовные дела приведут к арестам.

Вероятно, по этой причине северо-осетинский парламент отложил публикацию доклада с сентября на октябрь, потом – на конец ноября.

Я не буду останавливаться на этих делах подробно – о них писали в СМИ. Не исключаю, что реальный повод для уголовных дел был, потому что коррупция – это общероссийская болезнь. Но борются с ней только тогда, когда надо кого-то проучить, подвинуть с должности или наказать за длинный язык. Именно это и возмутительно. Миссия Колесникова была многозначной, многослойной. Он должен был сначала по-хорошему убедить руководство Северной Осетии снизить гражданскую активность парламента и потерпевших по делу Беслана. Поэтому были повторно опрошены свидетели и проведены две экспертизы. Параллельно был запущен маховик с уголовными делами. Когда по-хорошему не удалось, ревизор стал действовать по-плохому.

29 ноября на заседании парламента Кесаев все же рассказал о докладе и объявил работу парламентской комиссии завершенной. Честно говоря, его речь вызвала у меня горькое чувство – мне показалось, его сломали. Он выражался очень сдержанно, фразы его были обтекаемы. Но меня не было на этом заседании парламента, я только читала о нем в СМИ. Кесаев сказал, что не собирается делать выводы, которые были бы направлены во вред «стране, республике и народу», и согласился с Генпрокуратурой в том, что «захват школы в Беслане произошел в результате недоработки правоохранительных органов». Однако он опроверг утверждения Колесникова, что местным правоохранителям поступали сведения о готовящемся нападении на Беслан: «Упреждающей информации не было, была общая информация о сложной обстановке на Северном Кавказе. Я не собираюсь никого защищать, но упреки в адрес силовых структур, что они знали и не среагировали, наша комиссия не подтверждает». В самом докладе говорится, что в адрес депутатской комиссии из УФСБ РФ по РСО – Алании поступил документ № 996/82с от 6 октября 2004 года, в котором сообщается, что «сведения из вышестоящих или других органов об угрозе совершения террористического акта в г. Беслане в УФСБ России по РСО – Алания не поступали». Косвенным свидетельством отсутствия такой информации комиссия сочла и заявление директора ФСБ России Н. Патрушева на заседании Совета Федерации 20 сентября 2004 года об отсутствии информации о готовящемся в Беслане теракте.

Кесаев сказал, что оперативный штаб работал «несогласованно», что информация о 354 заложниках нагнетала ситуацию и что для комиссии остался непроясненным «юридический статус присутствия в Беслане Проничева и Анисимова». О штурме он высказался осторожно, сообщив, что Генпрокуратура сначала отрицала применение по школе тяжелого вооружения, а потом признала: «Нами было установлено применение гранатометов, огнеметов и танков. Почему-то первоначально это отрицалось, а теперь признается. Это настораживающий факт».

Наконец, он произнес главные слова, которые объяснили, на мой взгляд, причину его политической «несговорчивости»: «Эта трагедия – не случайное стечение обстоятельств! В свидетельстве о смерти дочери члена комиссии Олега Будаева написано, что она сгорела заживо. И если после такой формулировки меня призывают увидеть больше положительного, чем отрицательного, у меня на это просто не хватит совести! Все, что мы напишем в окончательном документе, направлено на то, чтобы подобное больше не повторилось, и если кому-то кажется, что деятельность комиссии – происки противников существующего государственного устройства, – это абсолютный нонсенс».

Парламент решил не публиковать в СМИ доклад своей комиссии. Не исключаю, что это решение было связано с давлением Генпрокуратуры. Однако мой коллега Заур Фарниев раздобыл текст доклада и написал в тот день в своей статье, что на бумаге выводы комиссии выглядят более резкими, чем сказанные устно в парламенте. Полная версия доклада вскоре появилась на сайте pravdabeslana.ru, а ключевые его тезисы мы опубликовали в журнале «Коммерсантъ-Власть» 5 декабря 2005 года в статье «Тот самый доклад». Выводы северо-осетинской комиссии действительно отличались от официальной версии и ставили под сомнение некоторые утверждения Генпрокуратуры.

Тот самый доклад

Комиссия установила, что 1 сентября 2004 года в 10:30 был создан оперативный штаб по освобождению заложников, в который вошли 11 должностных лиц, в том числе президент Александр Дзасохов и руководители силовых структур республики. Около 11 часов утра президент Дзасохов и другие члены оперативного штаба приняли решение разместить все необходимые службы в районной администрации. В антитеррористическом плане, разработанном в Северной Осетии, был определен план действий на случай теракта, и в соответствии с этим планом руководителем оперативного штаба назначался президент республики, а заместителем – начальник ГрОУ МВД России по Республике Северная Осетия – Алания. Эта служба была создана в республике 2 августа 2004 года, и возглавлял ее полковник Цыбань. «Как показали дальнейшие события, на деле этот штаб не имел реальных полномочий и был, по существу, отстранен не только от фактического руководства операцией, но и