Однако Императору Николаю II нечего было опасаться разного рода заговорщиков и «реформаторов» в том случае, если бы ему была верна армия. Но как раз именно этот фактор и стал роковым как для Николая II, так и для монархии. Объективно к февралю 1917 г. против царя объединились представители думской оппозиции, крупного капитала, революционного крыла Думы и руководство Ставки.

Чрезмерная загруженность Императора Николая II общегосударственными и военными проблемами, его частые отъезды из столицы имели свои отрицательные стороны. И. Л. Солоневич писал, что «Государь Император был перегружен сверх всяческой человеческой возможности. И помощников у него не было. Он заботился и о потерях в армии, и о бездымном порохе, и о самолетах И. Сикорского, и о производстве ядовитых газов, и о защите от ещё более ядовитых салонов. На нём лежало и командование армией, и дипломатические отношения, и тяжелая борьба с нашим недоношенным парламентом».

Эта загруженность привела к тому, что Император Николай II начал терять контроль над ситуацией внутри страны. При отсутствии должной деятельности соответствующих министерств и всё возрастающей активности деятельности думской оппозиции страна быстрыми темпами шла к социальной нестабильности. Впечатление от военных успехов дезавуировались оппозиционной пропагандой о «тёмных силах», «измене» и т. д.

Одним из важным факторов, призванных обеспечить победу в войне, Николай II считал «Священное единение» между властью и обществом. Поэтому Государь шёл навстречу оппозиции вплоть до готовности привлечения её представителей в состав правительства. Царь до конца был против роспуска Государственной думы. Но, несмотря на то, что Император Николай II был готов идти на большие компромиссы с оппозицией, он не собирался перед ней капитулировать.

Между тем думская оппозиция в лице Прогрессивного блока стремилась именно к свержению Монарха, а не к поиску компромисса с ним. Оппозиция была чужда идеи «священного единения». Также ей не нужно было участие в императорском правительстве. Все цели оппозиции были направлены на одно — захват власти. Таким образом, у Императора Николая II и оппозиции были противоположные цели. Царь стремился всеми силами одержать победу во внешней войне, оппозиция — во внутренней.

Великий Князь Кирилл Владимирович писал, что «Государь чувствовал, что может доверять лишь немногим из своего окружения».

Атмосфера политиканства разъедала русское общество. Великий Князь Александр Михайлович писал, что «политиканы мечтали о революции и смотрели с неудовольствием на постоянные успехи наших войск. Мне приходилось по моей должности часто бывать в Петербурге, и я каждый раз возвращался на фронт с подорванными моральными силами и отравленным слухами умом».

Возмущение Великого Князя понятно, не понятно только, почему он вместо того, чтобы решительно пресечь подобную зловредную болтовню и немедленно организовать ей противодействие, отправляется на фронт «с подорванными моральными силами и отравленным слухами умом».

Все мысли и устремления царя сводились к одному: одержать победу в страшной войне. Будучи втянутым против своей воли в мировую схватку, Император Николай II понимал всю необходимость для России выйти из неё победительницей. Царь понимал то, чего до сих пор через сто с лишним лет не могут понять многие учёные мужи, рассуждающие о «ненужности» и «чуждости» этой войны для интересов России и её народа.

Император Николай II понимал, что для Запада эта война во многом была войной за русский рынок, для России — войной за будущее. Если бы царская Россия вышла победительницей из этого невиданного противостояния, она бы вступила в новый техногенный ХХ век, оставаясь самодержавной православной монархией, ещё более сильной и могущественной, и это обстоятельство не устраивало те силы, которые стремились к установлению нового мирового порядка. Вот почему Император Николай II столь прозорливо видел жизненную необходимость довести эту войну до победного конца. При этом царь стремился к победе, руководствуясь исключительно интересами России, её будущим как независимой и суверенной державы. Все же группировки и группы оппозиции в лучшем случае примешивали к этой цели свои личные амбиции, а в худшем — ставили свои амбиции, политические, общественные или коммерческие, на первый план.

Император Николай II понимал, что роспуск Государственной думы не только не опасен для оппозиции, но, наоборот, желателен для неё. Поэтому Государь считал роспуск Государственной думы крайним шагом. На докладе Б. В. Штюрмера в декабре 1916 г., в котором тот подготовил проект указа о роспуске Думы в случае организации ею беспорядков, Государь написал: «Помните, что бы ни случилось, не принимайте решение, пока меня не вызовете».

В преддверии и после убийства Г. Е. Распутина в департамент полиции шёл поток сообщений о покушениях, готовящихся на царскую чету, о грядущем дворцовом перевороте.

21 ноября 1916 года в Ставку в Могилёв на имя генерала М. В. Алексеева поступило письмо, в котором предсказывалось, что Императора Николая II «постигнет участь дяди Сергея Московского, с сыном Алексеем отдельно покончим».

Осенью 1916 г. из США на имя царя пришло ещё одно предупреждение: «10 членов революционного комитета поклялись вас убить».

В то же время ещё одна записка от анонима: «В Ливадии Государыня будет убита. Если желает остаться живой, то может жить только в Царском».

15 января 1917 г. дворцовому коменданту В. Н. Воейкову Департаментом полиции секретно сообщалось, что «среди еврейского населения циркулируют крайне неопределённые слухи о том, что среди придворных лиц сформировалась группа, поставившая себе якобы задачей свергнуть с престола благополучно ныне царствующего Государя Императора, если же буде этот злодейский замысел не представится возможным осуществить, организовать на свящённую особу Его Величества покушение».

26 декабря 1916 г., то есть через десять дней после убийства Г. Е. Распутина, в департамент полиции была доставлена следующая шифрованная телеграмма: «Бибиков из Берна переправил письмо на французском языке графа Михаила Тышкевича, живущего в Лозанне. Письмо это было получено баронессой Кноринг, урождённой графиней Изволовой, живущей в Монтре, которая послала его Бибикову. Содержание письма: „Вы знаете, что убит Распутин, я не знаю, к кому обратиться, чтобы предупредить, что имеются намерения убить Императрицу Александру. Надо предотвратить несчастье. Я знаю только вас, кому могу довериться. Революционеры подкуплены, и чёрная сотня также принимает в этом участие. Если можно, телеграфируйте в Петроград. Партия Милюкова указывает на Императрицу“».

В январе 1917 г. начальник Минского ГЖУ в секретном сообщении писал, что во вспомогательных организациях ВПК ходят усиленные разговоры, что для Государя и «для некоторых повторится история с Распутиным, так как главными виновниками всех неудач, как внутри России, так и на войне, считают Государыню Императрицу Александру Феодоровну».

После убийства Г. Е. Распутина Государыня говорила лейбмедику Е. С. Боткину, что она «совершенно одна. Его Величество на фронте, а здесь у меня нет никого, кому я могла бы доверять. Что самое ужасное в этом деле, это то, что после убийства нашего Друга, которое я получила от полиции, выяснилось, что это только начало. После него, они планируют убить Анну Вырубову и меня».