— Ну, то есть Франшвиле[156], но это, как я много раз говорил, типовое имя для типового городка, которые тысячами появились во Франции в эпоху между Альбигойскими войнами и Столетней войной… чумными эпидемиями… Время небывалого расцвета Европы после упадка поздней античности и раннего Средневековья, — пояснял Жан-Поль. — Так как возиться с именами для городков было некогда, называли их одинаково везде. С тех пор Франция изобилует Франшвилями, Фрешвилями и Нувовилями[157].

— Хм, — одобрительно кивнул Стикс, умевший какими-то нечленораздельными звуками совершенно ясно обозначить свое отношение к тому или иному вопросу… на сей раз его возглас означал одобрение и поощрение предприимчивости средневековых французов…

— Итак, Франшвиль, век XII, но самый его конец… сопротивление катаров подавлено, край заселен добрыми католиками, Тулузскому дому пришел конец… — рассказывал Жан-Поль, — как во Франшвиле появляется несколько человек, проповедующих то, что позже назовут Братством Свободного Духа…

— Недобитые катары? Пересидели в подполье? Недурно! Кустурица! — воскликнул Стикс счастливо, как всякий югослав, нашедший балканский след.

— Нет-нет, катары этих людей сочли бы еретиками так же, как и католики, — укоризненно покачал головой Жан-Поль, метнув в меня взгляд, полный интереса, — потому что…

— Братство Святого Духа проповедовало полный отказ от одежды и возврат к первобытному состоянию человека, — не подвел я надежд своего ментора.

Поднятая рука и одобрительный кивок Жан-Поля как награда. Я вновь отказался от виски. Пусть более резкий и чуть грубый армяньяк нравился мне тем, что всякий раз извергал из себя фонтан аромата — даже, казалось бы, уже выдохшись, — стоило его поболтать. Купаж трех виноградных спиртов, похороненный в скалистой почве Пиренеев, и воскрешенный к жизни в бутыли, арманьяк резок, прям и груб, но честен. Он лучше коварного коньяка и отличается от него, как горец — от туриста-альпиниста.

— Так речь о нудистах, — хмыкнул Стикс.

— Адамитах, — укоризненно поправил Жан-Поль.

— Ну, не совсем, — возразил я, и, уже обращаясь к Стиксу, пояснил: — Адамиты — название несколько более позднее, в Средние же века секта стала известна как пикарты, да и то уже ближе к Возрождению. Странно, что здесь пикарты появились так рано… Наверняка речь идет о богомилах. Да и то не факт, что они обнажались… их черт знает в чем обвиняли.

— В том-то и дело, в том-то и дело, друг мой, — оживленно потер руки Жан-Поль. — Согласно местной летописи, совершенно подтвержденной, и вовсе не копии, что так, хе-хе, для средневековых летописей характерно… эти, с позволения сказать, пранудисты появились тут за двести лет до появления пикартов.

— Фальсификация все же? — предположил Стикс.

— Не думаю, — пожал я плечами. — Отсутствие письменных источников может свидетельствовать лишь о том, что первое появление сектантов прошло незамеченным… или попросту летописи до тех пор не вели… да что угодно!

Жан-Поль, довольный, согласился. По его словам, летопись зафиксировала появление во Франшвиле горстки людей, проведших — с полного согласия городских властей — карнавал. Как и все средневековые карнавалы, он служил не чем иным, как свистком, в который, в течение трех недель, уходил весь пар, накопленный за год кипения на суровом костре католичества. Люди чуть ли не голышом по улицам бегали!

— Самое же удивительное, что после не было никакого «чуть ли», — сказал Жан-Поль. — Участники, обнажившись, бежали по улочкам Франшвиля из города прочь… Видимо, в другие города, потому что подобные карнавалы были отмечены и в окрестностях Франшвиля, а после и до нас добрались.

— Фиджак, Капденак, Аспер, и даже деревушка Керб! — воскликнул Жан-Поль. — В каждом городке появился подобный, гм, карнавал, отмеченный, по мнению хронистов, невероятным уровнем падения нравов.

— Я так понимаю, речь идет об оргиях, — хитро прищурился Стикс.

— Отнюдь, — возразил Жан-Поль. Пригубил виски, пожевав губами. Произнес нараспев: — Иисус сказал: «Не заботьтесь с утра до вечера и с вечера до утра о том, что вы наденете на себя». Ученики его сказали: «В какой день ты явишься нам и в какой день мы увидим тебя?» Иисус сказал: «Когда вы обнажитесь и не застыдитесь и возьмете ваши одежды, положите их у ваших ног, подобно малым детям растопчите их, тогда вы увидите Сына того, Кто жив и вы не будете бояться…»

— Не помню такого! — весело возразил Стикс.

— Апокриф, — пояснил Жан-Поль. — Евангелие…

— От Фомы, — добавил я.

— Друг мой, — махнул в мою сторону Стикс, — энциклопедизм твоих познаний, придавший тебе усталый вид, о котором твердит Belle Parisienne…

Мы хихикнули. Жан-Поль посмотрел на нас как любящий отец на расшалившихся сыновей. Дождался тишины.

— Итак, продолжил он, — карнавал распространился по региону, как мор или лесной пожар летом. По крайней мере, именно такое сравнение использовал наш уважаемый хронист. Не спрашивайте имени. Аноним, как они все! Добрый католик наверняка… Само собой, вмешалась церковь.

— Репрессии… — воздел руки к небу Стикс, передразнивая вечно сокрушенных словаков.

— А как же иначе? — пожал плечами Жан-Поль. — Зачинщиков постарались найти и некоторых, правда, казнили, сами действа запретили, но…

— Но?.. — поднял брови Стикс.

— По легенде, — пояснил Жан-Поль, — раз в год поклонники карнавала собирались тайком в одном из пустующих городков близ Франшвиля, населенном некогда катарами, а после заброшенном… чтобы пробежаться по улицам нагишом, и тем самым вкусить плода свободы, которой лишило нас изгнание из рая. Ну, а в ходе действа они выворачивали наизнанку всяческие церемонии и ритуалы, от гражданских до церковных.

— Зазеркалье, — сказал я, внюхавшись в очередную волну аромата, пошедшую от моего арманьяка.

— Ну, или наоборот, если решить, что это наш мир — нелепое отражение их, настоящего, — парировал Жан-Поль.

— Наши талантливые актеры пытаются воссоздать атмосферу этого карнавала, — пояснил Жан-Поль. — Перенести нас в те времена, когда…

— У них получается, — мрачно перебил его я.

— Ты находишь? — будто не понимая причин моего уныния, радостно спросил Жан-Поль. — Восхитительно, восхитительно.

— Они великолепны, — важно сказал Стикс, и добавил: — Надо выпить за них еще.

Жан-Поль налил всем — хозяин дома оказывал честь, мы привстали — и сообщил, что скоро за нами прибудет автомобиль, чтобы отвезти на вечерний концерт. У нас оставалось еще около часа. Я ждал, что господин директор оставит нас со Стиксом одних, но Жан-Поль будто специально завис с нами, а Стикс не выказал никакого желания подать мне какой-то знак еще. Я, раздосадованный, бросил попытки понять что-либо и запил послевкусие сигары очередным глотком арманьяка. Головная боль отступала. Жан-Поль объяснил, что сегодня нас ждет нечто вроде классического вечера джаза — две группы из Франции, одна из Венгрии и еще одна немецкая, — причем в перерывах между выступлениями актеры будут читать отрывки из романов приглашенных авторов.