Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этой суете, к сожалению, нашлось место и печальному. У Вари в Одессе, куда родители вернулись после пензенской эвакуации, умер отец, последнее время сильно болевший. Письмо от матери, Веры Фёдоровны, она получила через людей Серова. Застав супругу с мокрым от слёз лицом и узнав, в чём причина, я принялся её утешать, напирая на то, что в её положении волноваться вредно. Живот благоверной уже достаточно округлился, и похоже, я снова стану папой уже до нового, 1950 года. Хотя и понимал, что словами горю не поможешь. Хорошо Софа в этот момент находилась в распахнувшем этим летом свои двери детском саду.
– Я даже не смогла с ним проститься, – говорила Варя, вытирая распухшие от слёз глаза.
Немного успокоившись, она прочитала мне письмо вслух. Мать писала, что отец в последние дни часто вспоминал о дочери, жалел, что видел внучку только на фотографии, переданной под расписку незнакомыми людьми, и ей, матери, тоже, видимо, не посчастливится прижать к себе Сонечку.
– Может, ты сумеешь уговорить Серова или даже на Берию выйти, чтобы мне с Соней разрешили побывать в Одессе? А то ведь и правда мама свою внучку вживую не увидит.
Я жену понимал. Если у меня в Союзе родных никого не имелось, то у Вари там оставалась как минимум мама. А это, как ни крути, самый близкий человек на свете, человек, давший тебе жизнь.
– Но в твоём положении всё же лучше поберечься, – добавил я, кивая на её округлившийся животик. – Неизвестно, как скажутся на нашем малыше все эти перелёты.
Через всё того же Серова я спустя две недели после обращения получил ответ, что выезд меня и моих близких за пределы США без очень уважительной причины крайне нежелателен. Видимо, повидаться с родными за уважительную причину не сочли. Однако спустя несколько дней пришла новая директива, в которой говорилось, что в качестве компенсации жене и дочери разрешают выезд на отдых на Кубу, где при кураторстве советской резидентуры возможна их тайная встреча с Верой Фёдоровной. У меня в памяти сразу всплыла сцена встречи разведчика Исаева с женой в кафе «Слон» из легендарного фильма о Штирлице, который, кстати, в прошлом году вышел на советских киноэкранах. В американских кинотеатрах картина не шла, поэтому мне пришлось достать ленту окружными путями. М-да… Конечно, не творение Лиозновой, и нет привычных мне актёров, но по-своему фильм получился неплохим. Николай Черкасов в роли агента советской разведки смотрелся вполне органично.
Как бы там ни было, Варя, не раздумывая, дала своё согласие на кубинский вояж. Ориентировочно поездка должна была состояться осенью, так как тёщу ещё нужно подготовить к такому дальнему визиту, провести её как уборщицу советского консульства на территории, контролируемой во многом правительством Соединённых Штатов. О том, что в моём развитии истории в 1950-х на Кубе власть захватили просоветски настроенные повстанцы, Берия и Сталин знали. Но решили, видимо, не торопить события, позволив им развиваться своим чередом. Пока на Кубе правил Рамон Грау, сместивший с поста президента большого друга мафии Фульхенсио Батисту. Последний в настоящий момент жил, ни в чём себе не отказывая, в американском Дайтона-Бич. Когда я узнал об этом, то через Серова подал идею устранить Батисту, тем самым обезопасив Кубу от военного переворота. На что в скором времени последовал ответ, суть которого состоял в том, что если Батиста вернёт себе руководящую должность с помощью силы, то революционеры под предводительством Фиделя Кастро должны подняться и свергнуть диктатора, тогда-то Куба полностью станет нашим верным союзником под боком у США. В общем-то, резон в этом был, поэтому я не стал лишний раз дёргаться. Жираф, как говорится, большой, ему видней.
Тем временем, поскольку моя медийная сеть раскинулась не только на США, но и на Канаду, в середине сентября мне пришлось слетать в Монреаль, чтобы заключить новый контракт на поставку моих, если можно так выразиться, услуг. Во время личной встречи мэр Монреаля с улыбкой предложил, если я не очень тороплюсь, пообщаться с преподавателями и студентами университета Макгилла. На вопрос, какая тема их интересует, услышал: «Учитывая, насколько вы разносторонняя личность, и вопросы могут быть самыми разными. Но не думаю, что они смогут поставить вас в тупик».
Поскольку обратный билет у меня был заказан на завтрашнее утро, я сказал, что могу посвятить студентам час-другой сегодняшним вечером. Лишняя реклама мне не помешает, тем более обещалось присутствие местных газетчиков.
В семь вечера я уже занимал приготовленное мне место в университетской библиотеке. Меня заранее успели просветить, что учебное заведение, чья история насчитывала больше ста лет, было когда-то основано согласно Королевской грамоте, и учиться здесь считалось весьма престижно.
– Прежде чем кто-то задаст вопрос, прошу представляться, – предупредил собравшихся сопровождавший меня на территории университета его ректор.
Первый вопрос был от пожилого преподавателя, и касался он развития телевизионных коммуникаций.
– Как вы считаете, будущее за телевидением, или радио продолжит удерживать пальму первенства?
– Не знаю, как в Канаде, где вообще-то уже тоже работают мои телеканалы, но в Соединённых Штатах благодаря доступной цене на приёмники телевизионного сигнала, которые опять же преимущественно производит моя компания, телевидение уверенно идёт к победе над радио. Правда, это дело не одного года, и не пяти, но лет через двадцать будет одно сплошное телевидение, – приблизительно процитировал я героя фильма «Москва слезам не верит».
Следующий вопрос касался слухов относительно строительства в Вегасе Славянского университета. Мол, правда ли, что учиться в нём будут выходцы из славянских стран, и за что им такие преференции?
Я, конечно, не делал секрета из своих планов относительно этого университета, но и не афишировал, поэтому для меня удивительным было услышать подобный вопрос. Но пришлось отвечать, акцентируя внимание на том, что я сам по рождению русский.
Затем я увидел, как тянет руку худощавый парень лет двадцати, и кивнул ему, разрешая озвучить свой вопрос.
– Студент Бжезинский, – представился он. – Спасибо, мистер Бёрд, что удостоили своим вниманием наш университет. А вопрос такой… Поскольку ваши родители выходцы из России, то я хотел бы узнать, как вы относитесь к коммунистам, установившим в вашей родной стране тоталитарный режим? И эта зараза распространяется и на другие страны. Считаете ли вы такой режим злом, достойным того, чтобы его уничтожить при помощи новых видов вооружения, в том числе ядерного?
Бжезинский, Бжезинский… Не тот ли это Бжезинский, что подбивал целый ряд президентов США разговаривать с СССР языком силы?
– Простите, как ваше имя, мистер Бжезинский?
– Збигнев. Збигнев Бжезинский.
Ну вот, всё встало на свои места, пазл сложился, и в моей голове параллельно с тем, как я отвечал, стал рождаться ПЛАН.
– Збигнев, – как можно более проникновенно сказал я, – что такое, по-вашему, коммунизм?
– Насколько я знаю, это слово происходит от латинского communis, то есть общий. И в теории это общественный и экономический строй, основанный на социальном равенстве и общественной собственности. Правда, всё это в теории, то, что мы сейчас наблюдаем в СССР, – это пародия на настоящий коммунизм. Там настоящий тоталитарный режим, возведённый в культ личности одного человека.