Альфонс XIII как монарх всего на год и три месяца пережил падение диктатора Примо де Риверы, судьбу которого он сам сначала скрутил, как цигарку, а потом отбросил в сторону ненужным окурком. Королю, покинутому монархистами, презираемому военными, жестоко атакуемому левыми, имевшими более чем достаточно мотивов для нападок, выборы 1931 года нанесли последний удар, а заодно с ним и монархии. Выборам предшествовал целый ряд самых разных политических передряг и уличных беспорядков. С одной стороны, размахивая триколорами на митингах, сильно давили леваки – социалисты и анархисты, уверенные в том, что уж на этот раз поймать удачу за хвост им удастся. По другую сторону баррикад располагались правые, делившиеся на два крыла: более демократически настроенные либералы – республиканское крыло – и реакционеры. Последние были уперты в идею монархии и католической церкви, в которых они видели последние бастионы христианской цивилизации перед яростным коммунистическим натиском, – бастионы, способные остановить тот призрак, что рыщет по Европе и уже перевернул с ног на голову полмира. А произошло вот что: на муниципальных выборах 12 апреля в сорока двух из сорока пяти самых крупных городов с разгромным счетом победила коалиция республиканцев и социалистов. Городские жители безапелляционно высказались за республику – другими словами, за то, чтобы Альфонс XIII отправился куда подальше. А вот голоса сельских жителей все же были поданы за списки монархических кандидатов; однако левые утверждали, и не без основания, что этот выбор был осуществлен под контролем местных касиков и что, следовательно, дело не обошлось без манипуляций. И по этой причине еще до пересчета поданных голосов левая публика вышла на улицы – в первую очередь улицы мадридские – праздновать свержение короля. В сложившихся обстоятельствах монарх не мог рассчитывать даже на армию. Он остался беззащитным. И, как это всегда и бывало (и продолжает происходить в такого рода ситуациях, что характеризует нас с самой выгодной и забавной стороны), главные игроки придворной команды, буквально до вчерашнего дня слывшие верноподданными монархистами, внезапно, взглянув в зеркало, обнаружили, что они с самого рождения являются не кем иным, как республиканцами до мозга костей: «помилуйте, да за кого вы меня принимаете, я ж отродясь был пламенным демократом!» И вот мусорные баки и торговые палатки мадридского воскресного рынка «Эль-Растро» со вчера на сегодня оказались заполнены портретами Его Величества Альфонса XIII: верхом на коне, в полный рост, в автомобиле, в военном мундире, в гражданском костюме, играющим в поло, с гвоздикой в петлице и с золотыми галунами адмирала моря-океана. И все те дамы, в постелях которых случалось Его Величеству ночевать, а их к тому моменту насчитывалось уже немало, причем были они как из числа аристократок, так и из рядов танцовщиц варьете – наш парень отличался сильной склонностью к взаимообмену микроорганизмами, – поспешили убрать с туалетных столиков и припрятать фотокарточки с дарственными надписями типа: «Моей любимой Фуланите (или Менганите), твой король» – и так далее и тому подобное. Все, финал. Гражданин Бурбон упаковывает чемоданы и с головокружительной скоростью отправляется в изгнание, как Дорожный бегун из мультика[62], как будто дело не только в том, чтобы уехать. «Не хочу, чтобы пролилась хоть капля испанской крови», – сказал он перед отъездом, выдав фразу для скрижалей Истории; и это показывает, что, помимо своей неуклюжести и некомпетентности в качестве короля, в роли прорицателя будущего он также потерпел сущее фиаско. Как бы то ни было, испанцам в тот момент – а мы неизменно наивны, когда решаемся не быть злобными, завистливыми или отверженными, – горизонт будущего представлялся в гораздо более ярких, чем цвет сажи, красках. Люди заполнили улицы, воодушевленно размахивая новым флагом – с пурпурной полосой по низу полотнища; а политики, как вековечные республиканцы, так и новоявленные, успевшие вскочить на подножку этого поезда, взялись обустраивать новое испанское государство – демократическое, светское и социальное, долженствующее к тому же уважить баскскую и каталонскую специфику. Таким виделось будущее – ни больше ни меньше. Так что можете представить себе атмосферу. В принципе, все представлялось замечательным, по крайней мере в газетных заголовках, в кофейнях и разговорах в вагонах трамвая. По результатам первых выборов умеренные и католики остались в меньшинстве, а верх взяли левые республиканцы и социалисты. Иная Испания, отличная от той, что пресмыкалась пред троном и алтарем веками – когда не была изгнанной, запертой в застенок или расстрелянной, – вновь стала возможной. А вот здесь – вступают скрипки: История, зачастую такая крохоборка, предоставила нам еще одну редчайшую возможность. Золотой шанс, который мы, разумеется, в качестве убедительнейшего подтверждения нашей неизменной готовности к политическому и социальному самоубийству похерим всего за пять лет. Только его видели – и вот его уж нет. А штука в том, что, как говаривал один персонаж, уж и не вспомню какого романа, – может, даже и моего собственного, – Испания была бы классной страной, если б не кишмя кишела испанцами.

И вот, значит, мы, испанцы, или же немалая нас часть, такие довольные нашей Второй республикой – парламентской и конституционной, – собираемся перераспределить земельную собственность, покончить с коррупцией, поднять уровень жизни трудящихся, реформировать армию, поддержать и развить государственное образование и отделить церковь от государства. Вот, стало быть, чем мы были заняты: собрались выкарабкаться из многовековой мрачной каталажки, где нас держали на хлебе и воде безумные короли, бесчестные министры и фанатичные церковники. Однако на практике все оказалось далеко не так просто, как можно было судить по газетным заголовкам. Из трагического урока Первой республики, сгинувшей ко всем чертям в бесконечном болоте демагогии и безответственности, мы не усвоили ничего, и выяснится это довольно скоро. В стране, где нищета и неграмотность имели хронический характер, нетерпеливое желание изменить за пару лет то, что по-хорошему требовало бы времени взросления одного поколения, оказалось смертельно опасным. Поскольку в результате успеха на выборах количество победителей резко выросло, все заявили претензию на взыскание старых долгов и возмещение старых обид в максимально сжатые сроки, а это породило новые обиды. Возможно, благодаря числу полученных голосов случилось головокружение от успехов. Дорвавшись до власти, левые – альянс республиканцев и социалистов – первой своей целью поставили «стереть в порошок» (термин, приписываемый Мануэлю Асанье) церковь и армию, то есть главные опоры старого консервативного режима, который и предполагалось разрушить. То есть с вечера на утро, за здорово живешь, уничтожить два института – древних, мощных и обладающих панцирем гораздо более прочным, чем черепаха. Прикиньте, какой градус наивности – или наглости. И вот вместо того, чтобы двигаться потихонечку, шажок за шажком, республиканские правители сломя голову ломанулись в опасную чащу. То, что они сделали с армией, носило явным образом скандальный характер. Прямо обхохочешься. В армии насчитывалось 632 генерала на штатный состав в 100 000 человек, что дает соотношение: один генерал на 158 военнослужащих; и даже Кальво-Сотело, политик крайне правого крыла, говорил, что это просто ужас какой-то. Однако реформы армии начали осуществляться так неуклюже, без какой-либо предварительной оценки баланса сил и возможной реакции, что бо́льшая часть военачальников и офицеров (а именно в их руках, в конце концов, были и казармы, и ружья) вышла из себя и поклялась Республике, что если и дальше так пойдет, то они скоро дождутся. Но это еще ничего: в наибольшей степени республиканское правительство облажалось в политике по отношению к святой матери церкви. Недооценив ее огромное влияние на общество в этой суеверной и неграмотной стране, хоть и проголосовавшей за левых (у церкви все еще оставались частные школы, алтари, кафедры и исповедальни), радикалы вцепились в яремную вену церковников, вооружившись тем, что Сальвадор де Мадарьяга – а его трудно заподозрить в принадлежности к правым – обозначит как «узколобый и мстительный антиклерикализм». Так что политики при власти не только объявили Республику отделенной от религии, вознамерились распустить все религиозные ордены, учредили гражданский брак и развод, а также собирались ввести светское образование и увеличить количество школ, что было верно и желательно, но и, помимо этого, развязали руки безмозглым дуракам, сущим бестиям, преступникам и всяким бесноватым, которые спустя месяц после обнародования этой реформы принялись жечь храмы с монастырями и устраивать уличные беспорядки, за которые их никто и не думал наказывать. «Ни один монастырь не стоит и капли рабочей крови» – таким был официальный ответ правительства, когда к нему обратились с просьбой остановить бесчинства. И это породило опасную безнаказанность; появились трудности с общественным правопорядком – проблема, которая должна быть вам знакома и по нашей сегодняшней жизни, – и это с самого начала подорвало веру в Республику у многих ее сторонников, только что радостно ее приветствовавших. И снова стали раскрываться, как вечное проклятие, наши старые раны, начала шириться пропасть между двумя партиями, которые искони взрывали мирное сосуществование в Испании. Церковь и государство, католики и антиклерикалы, хозяева предприятий и наемные работники, установленный порядок и революция. Вследствие этих антагонизмов, как пишет историк Хулиан Казанова, «Республика столкнулась с огромными трудностями на пути консолидации, и ей пришлось противостоять очень серьезным вызовам – как сверху, так и снизу». Потому как, пока епископы и военачальники хмурили брови сверху, снизу тоже не собирались вазелин применять. После долготерпения к несправедливости и нищете анархисты и социалисты, вооружившись резонами, желанием и яростью, очень спешили, имея ко всему прочему специфические представления о том, как ускорить процесс преобразований. И ровно так же, как правые на пару с левыми сплетали заговоры против Первой республики, сделав дальнейшее ее существование невозможным, извечная Испания, неизменно находившая удовольствие в пребывании в тени Каина, готовилась сотворить то же самое и со второй.