— Вы поранились? — спрашиваю я в надежде получить улики для разгадывания какой-то скрытой драматической загадки ее жизни.

— Ах, это… — произносит она заговорщически, и я наклоняюсь вперед, ловя в ее интонации намек на интимность. — Мой муж должен уехать на пару ночей в Брюссель, — полушепчет она. — И потому повел меня обедать в «Айви». А я не справилась с лобстером.

Она хохочет. Я же пытаюсь скрыть свое разочарование:

— Вот несчастье. А что вы делали днем?

— Была занята, занята, занята, — щебечет она. Как я заметила, она часто повторяет слова по три раза, особенно определения. Эту ее черту я даже обсуждала с Томом.

Он высказал предположение, что подобный тик мог бы быть эффективным приемом для отклонения нежелательных вопросов, но анализировать это дальше не захотел.

— Хороша ли у нее задница — вот все, что мне нужно знать о женщине, — сказал он.

— И что же именно, именно, именно вы делали? — упорствую я.

Роберт Басс сдерживает улыбку.

— Целый день носилась повсюду, успевая в последний момент, связывая концы с концами, держа все шары в воздухе. — Увидев, что я по-прежнему не удовлетворена, она продолжает: — Ходила на занятия по кикбоксингу, у меня свой тренер, причем замечательный; обедала с подругой, наведалась в квартиру, которую мы купили для сдачи в аренду, чтобы проверить, как работает дизайнер интерьера.

Все походит на правду. Да, эта женщина ведет завидное существование. Возможно, она представляет собой результат естественной эволюции домохозяйки 1950-х, осеняет меня. Она несет в себе все старые символы семейного уюта: ее дом безупречен; простыни накрахмалены и отутюжены; розовощекие детки сидят вокруг стола, уплетая пищу домашнего приготовления. Она лишь платит другим за достижение этого эффекта, сама же наблюдает затем, как все вертится вокруг нее. Она наблюдательница за собственной жизнью.

Делегация своих полномочий другим — вот и весь ее секрет. Все дело лишь в наличии достаточного дохода, чтобы поддерживать такой образ жизни. Деньги не могут купить вам любовь, но на них можно приобрести время и молодость. Походы в тренажерный зал, вылазки в универмаг «Селфриджес», сеансы ароматерапии. Я бы тоже с удовольствием посвятила себя всему этому. Естественно, кое-чем пришлось бы поступиться. Например, шоколадом. Но это была бы ничтожная цена за все приобретения.

— Так вы позвонили своей подруге? — спрашивает теперь уже Роберт Басс, поворачиваясь ко мне лицом. — Это была действительно важная беседа. Вы высказываете много предположений относительно женатых мужчин.

Я поспешно отодвигаю свою руку от его руки, недовольная тем, что он раскрыл подробности моей унитазной дискуссии. Я злюсь отчасти из-за того, что это намекает на якобы глубину моих дружеских отношений с нашей визави, чем на самом деле я не могу похвастаться, но также из-за того, что знаю о том удовольствии, которое она получит, поковырявшись в чьем-то грязном белье. Внезапно я начинаю задаваться вопросом, а не было ли ее появление здесь спланированным? Может быть, он все специально подстроил, чтобы избежать проведения времени наедине со мной?

— Это сложная ситуация, — пытаюсь я направить беседу снова в безопасное русло. Должна же существовать нейтральная полоса между темами секса втроем и одним днем из жизни нашей привлекательной мамочки. Где-то посредине между сахарным песком и сахарином. — У нее роман с женатым мужчиной, — говорю я.

— Насколько женатым? — интересуется Само Совершенство.

— Разве брак — не черно-белое явление? — возражаю я. — Здесь нет полутонов.

Произнося это, я уже чувствую, что сама не уверена в том, что утверждаю столь уверенно. Мой моральный компас сильно размагничен.

— Для справки: одна жена, четверо детей, более десяти лет совместной жизни, — говорю я.

— Прямо как я, — улыбается она. — Или как вы. Хоть у вас и на одного ребенка меньше. Его жена знает?

— Не думаю, что она даже допускает такую мысль. На самом деле мне жаль ее, она, вероятно, как заведенная, вечно с детьми, и отодвинула мужа на второй план, чтобы вернуть его обратно позднее, когда она будет менее уставшей. Разве вы не испытываете иногда желание позвонить по одной из тех «горячих линий» для розыска без вести пропавших и сообщить о своем исчезновении? «Помогите, я не знаю, куда я делась, я вышла замуж, родила детей, бросила работу, сделала всех вокруг себя счастливыми и… исчезла. Пожалуйста, вышлите поисковую команду!»

Она смотрит на меня с удивлением.

— Пренебрегать своим мужем — это всегда плохая идея. Мужчины не могут оставаться на скамейке запасных игроков. Они сбиваются с пути истинного. Вот почему мы каждый год проводим две недели на Карибах вдвоем. Всем следовало бы так делать, — подчеркнуто произносит она.

— Возможно, — дипломатично говорит Роберт Басс, — не у всех есть финансовые возможности или няня, чтобы поступать таким образом.

— Если у вас есть дети, мужья отходят на все более низкие ступени в неофициальной иерархии, — продолжаю я. — Даже ниже домашних питомцев. Даже ниже золотой рыбки.

Роберт Басс притих. Круг замкнулся, мы вернулись к исходной позиции — разговору о рыбах.

— Конечно, неверность можно рассматривать как акт преданности самому себе, — говорит Роберт Басс, не поднимая глаз.

— Это фундаментальная концепция, — отвечаю я, пристально глядя на пустую бутылку из-под шампанского.

— Можно сказать, уже ночь… Я могу вас обоих подбросить домой, если хотите, — предлагает Само Совершенство, подозрительно глядя на нас, словно сознает, что есть в этом обмене репликами какое-то скрытое подводное течение, уловить которое она не в состоянии.

Дети смотрят в гостиной фильм «Звуки музыки». Я слышу спор, Джо собрался перемотать на ту сцену, где нацисты пытаются схватить семью фон Трапп.

— Джо, здесь ничего нельзя изменить! — слышу я голос Сэма, срывающийся на крик, и незаметно вхожу в комнату. — Всегда будет одно и то же! Они всегда спасаются! Даже если ты посмотришь это сто раз, все будет точно так же.

— Но у них теперь шорты другого цвета. Были темно-зеленые, а теперь светло-зеленые, — канючит Джо, обнимая телевизор, чтобы Сэм не смог его выключить.

— Это из-за того, что мама села на пульт управления и сбила настройки! — кричит Сэм.

— Значит, что-то меняется. Я хочу посмотреть еще разок, вдруг в этот раз нацисты их схватят! — упорствует Джо, жуя рукав своей пижамы. Эта привычка появилась у него недавно, однако, манжеты всех его школьных рубашек и джемперов уже в лохмотьях.

— Если нацисты их поймают, тогда фильм будет не для детей и мама не разрешит нам смотреть его, — говорит Сэм, пытаясь урезонить брата с помощью логики, а не грубой силы. — Никто не предаст этих фон Траппов.