— А на вечеринке они разговаривали?

— Ну, я заметила, что он действительно с этой женщиной какое-то время поговорил, но не придала этому значения.

— И что ты собираешься делать? Мне приехать?

— Нет, не беспокойся, я как-нибудь справлюсь. Я хотела только рассказать тебе — это помогает. Позвоню тебе завтра. — Я продолжала вглядываться в близлежащие кусты, зная, что Том и эта женщина там. Мне очень хотелось выскочить из машины и караулить их здесь, пока они меня не заметят. Однако я понимала, что одно дело знать о любовной связи, другое — наблюдать ее воочию. Второе гораздо невыносимее. И подслушивание, как кто-то занимается сексом, острее для восприятия, чем наблюдение с выключенным звуком.

Итак, вот что я сделала, хотя никогда и никому об этом не рассказала, в течение нескольких последующих месяцев довольно вызывающе играя роль оскорбленной добродетели. Я чувствовала, что могу выдержать все, пока у меня есть эта тайна.

В общем, вместо того чтобы продолжить путь домой, и попросила таксиста отвезти меня обратно на работу и подождать двадцать минут на улице. Когда я приехала, застолье в Зеленой комнате — невзрачном, скучном и душном помещении для переговоров в цокольном этаже под студиями — все еще продолжалось. Мы каждый вечер завершали здесь рабочий день, заканчивая работу над «Вечерними новостями», — вместе с гостями, которые приходили на программу, поедая рыхлые волованы[40]и обветренные сандвичи, ждавшие нас тут часами.

Мои коллеги не были удивлены. Увидев меня снова, никто из них не удивился, все даже обрадовались, а один — я это знала наверняка — больше всех.

За это время человек этот стал достаточно известным кинорежиссером, и потому я не упоминаю его имя. Хотя теперь в это трудно поверить, но тогда мы оба были старшими режиссерами на Би-би-си, и между нами были некие случайные отношения, колеблющиеся между женским соперничеством и откровенным флиртом. Тот вечер оказался особенно напряженным. Пленку о нелегальных иммигрантах, найденных мертвыми в кузове грузовика в Кенте, я успешно сдала в 22.28, за две минуты до выхода программы в эфир, обойдя тем своего конкурента, а заполнив его пробел в главных новостях, заслужила редкую и потому особенно ценную похвалу Джереми Паксмана.

В Зеленую комнату я вошла в состоянии, которое трудно определить словами. Задним числом я понимаю, что это была смесь отчаяния и эйфории. Мой соперник подошел ко мне, и мы возобновили беседу, оборванную на полуслове менее часа назад. Он сказал, что утром летит на неделю в Косово.

— Знаю, что живу я далековато, но не поехать ли нам ко мне? — с ходу предложил он, едва я открыла рот, чтобы что-то сказать. Вот так просто! Без всяких там предисловий. Жил он действительно на отшибе, так что вторая моя за этот вечер поездка на такси была заполнена продолжительными поцелуями и объятиями. Водитель наблюдал за нами в зеркало. Приехав, мы тайком прокрались в дом, чтобы мое появление осталось незамеченным для соседей. У него была подружка, на которой он впоследствии женился, но в то время они вроде жили порознь.

В одну эту ночь мы вложили всю страсть многих месяцев неуемного флирта и сознание того, что это никогда больше не повторится. У него вырвалось, что он любит меня. На что я ответила, что на самом деле он любит всех женщин, меня же забудет, едва лишь познакомится со своей переводчицей-косоваркой. Он взглянул на меня: о том, что сообщил мне о поездке, он уже забыл. Я решила, что это как раз подходящий момент, чтобы вызвать такси и уехать домой.

Когда я вернулась, наконец, в нашу квартиру, Том был в постели и делал вид, что спит. Его рубашка лежала аккуратно сложенной на стуле; я наклонилась и понюхала воротничок: мои ноздри втянули слабый запах «Опиума» — обонятельный фон почти всех любовных отношений в девяностых. Том преувеличенно радостно приветствовал меня, и все кончилось тем, что у нас был секс. Ни один из нас не спросил другого, где был. Следующие три недели я промаялась в тревоге: вдруг я забеременела, а отцом ребенка может быть вовсе не Том? Я дала себе слово никогда больше не попадать в подобные ситуации; в отличие от Эммы, которая частенько попадала в разные запутанные любовные ситуации многоугольника самых сложных конфигураций — от трех до шести углов — я бы в них не вписалась. «Моногамия — это больше по мне», — решила я.

На следующий день, порывшись в карманах Тома, я нашла номер телефона, нацарапанный на каком-то кусочке бумаги полудетским почерком. Код номера был тот же, что и у Эммы. Я позвонила ей и объяснила ситуацию. Она назвала мне имя. Джоанна Сондерс. По слонам Эммы, она работала у них в торговом отделе. И тут я поняла: оказывается, довольно легко преисполниться ненависти даже к тому, с кем ты никогда не встречался.

Эмма, на карьерной лестнице стоявшая гораздо выше Джоанны Сондерс, организовала для нее встречу со мной — за ленчем, сказав, что я оптовый торговец и могу быть им полезна. Мы встретились в пабе.

Я пришла с приклеенной улыбкой — ее я старательно репетировала по дороге, глядя в зеркальце; войдя, я села напротив нее за маленький круглый стол. Не успели мы поздороваться, на меня пахнуло знакомым ароматом духов. Это отозвалось во мне болью. Я сразу перешла к делу, ибо необходимость светской беседы в таких случаях невелика.

— Я невеста Тома, — сказала я.

Мне еще не приходилось видеть, чтобы кто-то выглядел до такой степени изумленным. Ее лицо как бы раскололось на множество фрагментов, и каждый отражал какую-то свою эмоцию. Хоть это заняло несколько мгновений, я почти всерьез испугалась, сможет ли она вновь обрести прежнюю форму.

— Отпираться не стоит, я вас видела. Лучше скажите мне, что происходит. Я не собираюсь устраивать сцену, здесь много моих знакомых. — Я махнула рукой туда, где, как я знала, сидит Эмма.

Джоанна сказала, что познакомились они на вечеринке. На вечеринке у Эммы.

— Извините, но этого недостаточно, — сказала я.

— Это был первый раз, когда мы встретились, — продолжила Джоанна Сондерс.

Я заметила, что любуюсь ее кожей — гладкой и по-английски бледной, в ее пухлых губах была зажата соломинка — она потягивала диетическую колу. Ее прическа имела вид взлохмаченной короткой стрижки, и она постоянно убирала с лица непослушные пряди. На ней было зеленое пальто с розовой шелковой отделкой, и мне стоило немалого труда, чтобы не спросить, где она его покупала.

— Вы знали, что у него есть невеста? — спросила я, с такой силой сжав свой бокал, что он чуть не треснул.

— Да. Он сказал мне, что вы живете вместе и, вероятно, поженитесь, — ответила она.

Меня удивил и ее ответ, и смысл сказанного.

— Вы переспали? — напирала я.

— Да. — Она не поднимала глаз. — Он позвонил мне через несколько дней после той вечеринки, и мы пошли выпить в паб, недалеко от моего дома, а потом он пришел ко мне и остался почти до утра. Приблизительно до трех часов. — Я попыталась сообразить, когда это могло произойти, и едва подавила желание вынуть свой ежедневник прямо здесь, чтобы точно определить дату.