«Кроме одного, — сказала себе Мона. — Что бы ни случилось, о нас с Лайонелом она не должна узнать ни за что, никогда!»

Она понимала, что, когда они приплывут в Луксор, присутствие Чар на пароходе сильно усложнит ее задачу.

«Ничего, — уверенно сказала она себе, — Лайонел что-нибудь придумает».

Однако ей было не по себе, ведь Лайонелу она ничего о Чар не рассказывала. А он терпеть не мог, когда что-то усложняло их и без того сложную жизнь.

«Конечно, — думала Мона, — ему-то все нипочем, а о том, каково мне приходится, он и не вспоминает!»

Она уже начала понимать, что часто, когда дело касается чужого благополучия или чужих интересов, Лайонел становится глух и слеп.

Раз или два она даже упрекала его за это, но упреки, высказанные в объятиях, в кратком промежутке между двумя поцелуями, теряли свою остроту и проходили незамеченными.

Нет, на Лайонела полагаться не стоит — своей жизнью она должна управлять сама. Но стоит ли тревожиться заранее? Быть может, Чар найдет себе на пароходе другую компанию и оставит ее в покое!

Надежды Моны не сбылись. В самом деле, Чар собрала вокруг себя небольшое общество заядлых игроков, однако по-прежнему цеплялась за Мону. Стоило ей на несколько минут опоздать к столу или позволить себе подремать днем дольше обычного, и Чар являлась к ней, как призрак к отцеубийце.

Отказаться от игры с ней тоже не удавалось. Чар не слушала никаких отговорок.

«Я для нее — что-то вроде талисмана, вот и все», — говорила себе Мона.

Однако сама чувствовала: дело не только в этом. Она воплощала в себе все, чего в жизни Чар недоставало, — красоту, элегантность, очарование, позволяющее легко и без усилий завоевывать друзей, и в довершение всего — внешние признаки богатства и расточительности.

У Чар не было ни того ни другого. Днем она ходила исключительно в безобразных туссоровых костюмах, к ужину надевала черное вечернее платье, а поверх него накидывала что-то очень похожее на мужской пиджак.

И все же деньги у нее водились. Судя по ее рассказам, она объехала весь свет; да и путешествие по Нилу в Луксор стоит недешево.

Немало денег тратила она и на выпивку. От спиртного Чар никогда не отказывалась, и, даже притом что виски было дешево и многие ее угощали, к концу недели ее счет за алкоголь должен был составлять значительную сумму.

Порой Моне очень хотелось спросить Чар, на что та живет, но она не осмеливалась, понимая, что в ответ Чар пристанет с расспросами к ней самой.

«Слава богу, она плохо знает Англию! — думала Мона. — Не хватало еще, чтобы она выяснила, что я была замужем и имею титул! Наверняка она сумела бы как-то обратить это себе на пользу».

Чар и сейчас использовала Мону в своих целях — для привлечения мужчин за карточный стол.

Однажды, проходя мимо, Мона услышала ее разговор с одним пассажиром, по слухам, богатым, но до сих пор отказывавшимся садиться с ними за покер.

— …Такая милая, она вам непременно понравится! — уговаривала его Чар.

Мона прекрасно поняла, о ком речь, и вздохнула с досадой, когда старик сдался и присоединился к вечерней партии в покер.

Но ей было лень спорить и протестовать. «Не все ли равно?» — говорила она себе. Ведь единственное, что имеет значение, — долгожданная встреча с Лайонелом в Луксоре.

Почти каждый вечер с ними играла одна американская туристка. Эта вдовушка путешествовала якобы для того, чтобы повидать мир, на деле же искала себе нового мужа, предпочтительно европейца.

Судя по всему, у нее водились деньги, при этом пила она, как последний пропойца. Несмотря на все советы и предостережения, накачиваться спиртным она начинала с самого утра и не замедляла темпа до вечера.

Выглядела она симпатично, хоть и вполне заурядно, и была бы гораздо миловиднее, если бы на лице ее не начали уже проступать следы порочной привычки.

Первые несколько дней Сэди — так ее звали — еще держалась в рамках, но затем показала себя во всей красе.

Каждый день, примерно в середине вечера, либо Чар, либо Моне приходилось отводить ее в каюту и звонить горничной, чтобы та раздела ее и уложила в постель.

— Пьет как лошадь! — говорила о ней Чар. — И день за днем — удивительно, как только выдерживает! В таком режиме она, по-моему, не доживет до конца плавания.

— Может быть, в Луксоре она придет в чувство, — предположила Мона. — Здесь ей скучно, дело еще и в этом.

— А как ей в картах везет! — завистливо проговорила Чар.

Она была зла на то, что Сэди, выиграв внушительную сумму, рухнула лицом на стол и захрапела, не дав партнерам возможности отыграться.

На следующий вечер Сэди снова выиграла. Чар явилась к Моне почти в отчаянии.

— Подумать только, эта свинья так и уйдет с нашими деньгами! — жаловалась она. — Убить ее мало! Ну ничего, времени у нас еще полно. Легко она от нас не отделается. Начнем играть в четыре и постараемся продержать ее трезвой до ужина — тогда мы непременно все себе вернем!

— Меня, может быть, уже не будет на пароходе, — проговорила Мона.

За разговором она причесывалась и сейчас увидела, как лицо Чар в зеркале конвульсивно дернулось.

— К-к-как не будет? Ты сойдешь? — пролепетала она.

— Пока не знаю.

— Нет-нет, не бросай меня! — взмолилась Чар.

— Говорю тебе, я пока не знаю. В «Винтер-Палас-отеле» меня будет ждать письмо.

Чар судорожно сглотнула.

— Неужели ты не понимаешь? Ты — мой талисман. Если тебя не будет рядом, я никогда, никогда не верну свои деньги!

— Разумеется, вернешь, — успокаивающе ответила Мона. — И я здесь ни при чем, Чар. Ты просто вбила себе в голову эту фантазию. Не бывает удачливых людей и неудачливых: каждому иногда везет, иногда нет.

— Ошибаешься! — с истерическими нотками в голосе отвечала Чар. — С самой первой нашей встречи на скачках мне начало везти. Мона, ты должна быть рядом со мной — иначе я погибла!

— Что за чушь! — нетерпеливо воскликнула Мона. — Не поддавайся таким мыслям. Должно быть, это жара на тебя действует. Выпей что-нибудь.

Она позвонила. Чар присела на ее кровать и молчала, пока официант подавал ей прохладительное.

«Вид у нее словно у больной обезьяны, — думала Мона. — До чего же глупы женщины — даже те, что, казалось бы, сами себе хозяйки и вполне способны о себе позаботиться!»

Чтобы приободрить Чар, она солгала:

— Не убивайся так — скорее всего, я останусь.

Чар просияла:

— Правда?

— Правда.

— Ты не представляешь, что это для меня значит! Знаешь, когда-нибудь я тебе расскажу свою историю — вот тут ты поймешь, что такое настоящее невезение! Да у тебя просто глаза откроются и волосы дыбом встанут!