Она тут же согласилась, не только потому, что это предложил Лайонел, но и потому, что увидела возможность вырваться из Каира, прочь от жары, пыли, шума, бесконечной череды скачек и ресторанов.

Лайонел дал ей денег на билет и сказал, что собирается остановиться в «Винтер-Палас-отеле»; в любом случае по приезде ее будет ждать письмо, где он сообщит свои планы.

На последнем свидании она никак не хотела его отпускать. Бесконечный круговорот «здравствуй» и «прощай» вконец ее измучил.

— Как бы я хотела поехать куда-нибудь с тобой вдвоем! — восклицала она. — Сбежать хотя бы на один день! Милый, я так больше не могу! Я не выдержу!

Тогда он обратил все в шутку, но она знала, что он понимает и разделяет ее чувства. Знала и то, что, хотя слова ее звучат угрожающе, она никогда не решится осуществить свою угрозу: не сможет оставить его, разорвать отношения, составляющие для нее всю жизнь.

Ярко светило солнце, и в городе царила одуряющая жара, когда Мона ступила на борт нильского парохода. Мальчишки-туземцы несли за ней багаж.

На реке веял легкий ветерок, а палуба была оборудована тентами от солнца; они манили к себе, обещая тень, прохладу и отдохновение от жары, духоты, смешанной вони автомобилей и верблюдов — от того смешения Востока и Запада, что привлекательно лишь в романах.

У себя в каюте Мона распаковала самое необходимое, а затем вышла на палубу, чтобы посмотреть, как пароход отчалит от берега и неторопливо двинется по голубым водам Нила.

Матросы уже убирали трап, когда какой-то араб на берегу начал кричать и отчаянно жестикулировать, призывая их подождать.

Мона с любопытством перегнулась через перила — и, к ужасу своему, узнала опаздывающую пассажирку. Чар Стратуин!

Обычный туссоровый костюм ее был измят и полурасстегнут, словно она одевалась в страшной спешке, панама залихватски сбита на затылок. В первый миг Моне показалось, что Чар пьяна.

Быть может, так оно и было, но Чар Стратуин относилась к тем женщинам, на чьей внешности алкоголь не отражается. Выпив, она начинала говорить громче и бессвязнее, но лицо ее оставалось все таким же — иссохшим, бесцветным, лишенным возраста, словно у Сфинкса.

«Что она здесь делает? — думала Мона. — Знает ли, что я здесь?»

Ей уже давно казалось, что Чар ее выслеживает и не случайно, а вполне намеренно сталкивается с ней в разных публичных местах.

Похоже, эта женщина питает к ней какую-то странную привязанность, хоть и трудно представить, что Чар Стратуин способна испытывать к кому-то нежные чувства.

Быть может, объяснение было проще. Мона знала, что Чар считает ее удачливой. С той первой встречи на скачках она осаждала Мону просьбами о советах — каких-нибудь подсказках, которые помогут ей выиграть в той или иной игре.

Чар обожала азартные игры, делала ставки и держала пари по самым смехотворным поводам — и все время проигрывала.

Моне казалось нелепостью, что человек, настолько неудачливый и в картах, и в скачках, снова и снова — день за днем, неделя за неделей — с каким-то фанатичным упрямством отдается на волю случая.

Но Чар преследовала Фортуну почти так же неотступно и навязчиво, как саму Мону.

Увидев, что Чар направляется прямиком к ней, Мона собралась с духом и изобразила приветливую улыбку.

— Какой сюрприз! — сказала она.

— А я всего час назад услышала, что ты уезжаешь, — задыхаясь, выговорила Чар. — Едва успела вещи в чемодан побросать! Почему ты мне не сказала?

— Не думала, что тебе это будет интересно, — ответила Мона.

Ей очень хотелось спросить: «А с какой, собственно, стати?» — но она вспомнила, что впереди у них несколько недель совместного плавания и от ссоры с Чар она ничего не выгадает.

— Разумеется, мне интересно! — с негодованием ответила Чар. — А как же! Надеюсь, ты не пыталась от меня отделаться? Ты здесь одна или с кем-то?

И она подозрительно уставилась на Мону своими маленькими острыми глазками.

Мона едва не застонала вслух. Что за невозможная женщина! Какого черта она не оставит ее в покое? Мона так ждала этого путешествия — долгих дней покоя, свежего воздуха, знакомства с новыми людьми, которых никогда не видела и, скорее всего, никогда больше не увидит.

Она надеялась на отдых и перемену обстановки, надеялась отдохнуть от своих каирских знакомых, но Чар Стратуин, явившись на борт, как будто принесла с собой весь Каир.

Мона облокотилась на перила. Она была очень раздосадована, но имела мудрость этого не показывать.

— Интересно, кто еще с нами плывет? — продолжала болтать Чар. — Знаешь, в таких путешествиях можно познакомиться с очень интересными людьми и, между прочим, богатыми! Если предложить им партию в покер…

— У меня нет лишних денег.

— У меня тоже. Тем больше причин пощипать какого-нибудь богатого дуралея!

Пароход уже отчалил; мимо них плыли зеленые пальмы, белые крыши, вершины минаретов — под раскаленным золотым небом все это казалось нереальным, словно в сказке.

И вместо того, чтобы любоваться этой красотой, ей придется сидеть и играть в карты? Мона вдруг разозлилась.

— Я не собираюсь играть на пароходе, — решительно ответила она. — Даже в бридж.

И, развернувшись, пошла к своей каюте. Но Чар так легко не сдавалась.

— Глупости! — крикнула она ей вслед. — Сегодня после ужина составим партию на пятерых! Так не забудь, я тебя жду!

Мона не сомневалась, что Чар своего добьется: она всегда добивалась своего.

Раздосадованная и злая, она сбросила шляпу и платье и растянулась на кровати. Жара стояла такая, что даже чемоданы разбирать не хотелось. Она позвонила, заказала джин с тоником и задумалась, потягивая холодный напиток из высокого стакана со льдом.

Увы, от Чар Стратуин ей уже не отделаться. Почему, ради всего святого, эта женщина так за нее цепляется? Может быть, подозревает, что у нее есть деньги?

Мона понимала, что ее легко принять за богачку. Чар в таких вещах разбирается и прекрасно понимает, сколько стоят ее наряды от Молине, Шанель и Скиапарелли. Видела она и драгоценности — подарки Лайонела, которые Мона, по его разумному совету, перед отъездом сдала на хранение в один из каирских банков.

Да, все это могло ввести Чар в заблуждение, но, с другой стороны, она же знает, где Мона остановилась. Очевидно, что ни одна богачка не выбрала бы по доброй воле вместо «Шеферда» или «Мена-хауса» крикливую и неряшливую «роскошь» второразрядной гостиницы!

— Да какая мне разница, что она думает! — сердито пробормотала Мона. Однако, понимая, что от Чар не скрыться, она собралась с духом и приготовилась встретиться с ней лицом к лицу.

Чар ждала ее, неизбежная, как счет в конце праздничного ужина. Острые любопытные глазки ее видели всех насквозь и ничего не упускали.