– Что случилось, дорогой? – удивленно спросила Роза, хватаясь за ремень безопасности.

Автомобиль сорвался с места.

– Эти ублюдки! – проорал отец. – Снова они! Решили всё испортить, сорвать мне мероприятие!

– Да что стряслось?

Атмосфера в салоне накалилась до предела, и Джема опустила взгляд на телефон. «Вулкан начал извергаться», – написала она и отправила. И тут же получила ответ с вложением. Их полотно на стене торгового центра. Фотография была сделана издалека, но рисунок отчетливо просматривался: ее отец, стоящий на людских костях, наступающий ногой на человеческий череп. Позади него – люди с заклеенными ртами, не способные сказать и слова. На голове у него корона, на плечах плащ с кровавым подбоем. И надпись: «Молчи или умри». Зловеще!

Съеживаясь от криков отца, она продолжала рассматривать картину. Джема и подумать не могла, насколько пугающе правдоподобно та будет смотреться и насколько потрясет ее. Выглядела работа Вити ужасно реалистично и… неприятно. В том смысле, что имела прямое отношение к ее собственному отцу.

– Какая, к черту, пресса?! – рычал Алиев в трубку. – Ну значит, разгони всех! Снимайте, снимайте это паршивое граффити! Никто из делегации не должен его видеть! Я убью этих уродов, когда найду! Повешу на их же грязных кишках на ближайшем дереве!

Через несколько минут Джема могла сама наблюдать столпотворение у торгового центра. Люди стояли прямо на проезжей части, показывали вверх пальцами, фотографировали. Представители СМИ направляли камеры на рисунок, который в этот момент несколько человек пытались поднять обратно на крышу.

– Закрой! Закрой окно! – кричал отец.

Но Джема и через стекло видела происходящее. Она заметила Филю, занявшего самое удобное место для съемки и явно наслаждавшегося процессом. В этой жуткой суматохе у нее получилось выхватить из толпы и Витю. Он стоял, привалившись к углу соседнего здания, и наблюдал за реакцией людей.

Длинный черный козырек, надвинутый на лицо, сверху капюшон для верности. Руки в карманах, привычная мешковатая толстовка, потертые джинсы с дырами, уже знакомый платок-бандана на шее. Он стоял, не привлекая внимания. Даже цвет кожи не бросался в глаза. Идеальная маскировка: преступник вернувшийся на место преступления и затерявшийся среди зевак.

Витя тоже заметил девушку. Немного наивный, распахнутый взгляд через стекло, бледное личико и волосы, идиотски уложенные в безликий бублик. И в душе что-то тихо шевельнулось. Где так понравившиеся ему кудряшки длиной до плеч? Где это пушистое безумие? Девчонка стала похожа на очередное пафосное недоразумение, на куклу в шелках, без чувств и желаний.

Ему захотелось подойти к ней при всех, аккуратно вынуть заколку из прически и мягко взбить пальцами ее волосы. Странное желание! Он мотнул головой, чтобы отпустило. Но пальцы уже покалывало от необходимости осуществить задуманное.

Автомобиль объехал собравшихся и исчез за торговым центром. Парень поднял взгляд. Полотно в последний раз дернулось и скрылось за парапетом крыши. Толпа разочарованно вздохнула. Он был доволен результатом и не отказал себе в удовольствии остаться и послушать речь мэра.

Уже через час Алиев, улыбаясь, вещал с высокой трибуны:

– Но мы двигаемся дальше! Работы на берегу начнутся уже осенью и продолжатся до следующего лета. Песок будет просеян, мусор вывезен. Новая каменная набережная шириной шесть метров с парапетом, фонарями, лавочками, пандусами, спусками к морю станет городской достопримечательностью! Также администрация уже выделила деньги на озеленение. Мы посадим деревья, поставим урны, оборудуем детские площадки и аппарели для спуска лодок на воду!

И ни слова о том, что сначала сократили водоохранную зону с пятидесяти до двадцати метров, затем раздали участки мертвым душам под личные хозяйства, а те через месяц чудесным образом из арендаторов стали собственниками, продали эти земли – и на пляже началось активное строительство. Ни слова о том, что эта чудесная набережная строится для богачей и с нее начинается снос всего прибрежного района с последующим возведением на его месте туристического рая, который станет приносить несметные богатства всем, кто вложился.

«Лицемер», – было написано в сообщении, которое пришло Виктору на телефон.

Он прочел его и спрятал мобильник в карман. Поднял голову, скользнул глазами по делегации столичных чиновников, по головам журналистов, по мэру и остановился на его скромно стоящих поодаль родственниках. Джема слушала отца, сжав зубы. Настолько же мило и широко он улыбался, насколько она менялась в лице при каждом его слове.

– Ты придешь?

– Не знаю, – ответила Джема, закрыв глаза.

Она сидела на полу у кровати и прижимала телефон к уху. Было уже поздно, день выдался сложным, и девушка совсем не ожидала этого звонка.

– Почему не знаешь?

– Ну… – У нее в груди затрепетало. – Потому что опять придется сбегать.

– Я приеду за тобой в полночь.

Джема открыла глаза и посмотрела на часы.

– Я не давала согласия.

– Но я приеду, – твердо повторил Кей.

Она улыбнулась.

– А если я не выйду?

– Значит, буду ждать до утра.

– До утра?

– Да. Утром-то ты все равно выйдешь.

Девушка поняла, что не в силах успокоить вышедшее из-под контроля сердцебиение.

– Вить, я не знаю.

– А я не собираюсь праздновать без тебя.

Она замолчала. Не знала, как это воспринимать. Он ненавидел молчание. Оно означало сомнение. А ему все уже было предельно ясно.

– Джем! – Виктор выпрямился, провел рукой по лицу. Вдохнул, выдохнул, принялся расхаживать взад-вперед по комнате. У него перехватывало дыхание, но он не собирался показывать ей своего волнения. – Если ты не выйдешь, я войду в твой дом и все равно заберу тебя с собой.

Его тело пульсировало опасной энергией. То, что он чувствовал сейчас, ему не доводилось чувствовать прежде никогда.

– Ты этого не сделаешь, – ее голос прозвучал мягко.

От его звука у парня скрутило узлом желудок.

– Хочешь проверить? – спросил он, все еще продолжая расхаживать по комнате.

– Я постараюсь выйти… если получится. Если…

– Никаких «если». В полночь я буду у тебя.

Кей сбросил вызов, прошел в ванную, умыл лицо и уставился на свое отражение в зеркале. Опершись на раковину, он долго разглядывал собственное, такое нетипичное для здешних мест, лицо. Впервые что-то так сильно трогало его после смерти друга. Впервые что-то вызывало в нем хоть сколько-то живые эмоции, кроме искусства.

– Опять уходишь? – воскликнула мать, когда он накинул куртку и направился к двери.