Томмазо, однако, нахмурился — насколько ему позволяли распухшие вдвое обычного размера губы — и покачал головой.

— По-моему, фигура цела, — заявил он и провел пальцем по ее краю. — Смотри, какой гладкий и ровный разрыв, образующий своего рода край. И погляди, видишь, она полая. Думаю, она и состояла из двух половинок.

Нахмурившись, я поднесла свою половинку к пламени свечи. Теперь стало ясно, что разрыв был действительно очень ровным, настолько ровным, что это не могло быть случайностью.

— Пожалуй, ты прав, — сказала я и протянула ее Томмазо.

Он осторожно соединил нижнюю часть с верхней. К моему изумлению, между ними не осталось зазора. Ухмыляясь, юноша вручил мне починенную королеву, и я внимательно осмотрела ее. Зазор между половинками был почти незаметен, и казалось, что фигура цельная.

— Это же просто чудо, — воскликнула я с довольной улыбкой. — Я-то боялась, что ее не удастся восстановить. Спасибо.

— Тебе бы не следовало благодарить меня. Ведь это я уронил ее, помнишь, — Томмазо с мрачным видом уставился на собственные руки. — Я не хотел разбивать ее. Просто подумал… То есть удивился, почему…

— Удивился, почему учитель сделал подарок мне, а не тебе, — закончила я за него. — Я же сказал тебе, что фигура не моя и он не дарил ее мне. Он просто показал ее, чтобы я подумал, что это такое. Утром я должен ему вернуть ее.

Поколебавшись, я все-таки спросила:

— Предположим, он подарил мне ее, Томмазо. Почему это так задевает тебя?

— Да потому, что это бы означало, что теперь ты его любимчик, — выпалил он, — а до твоего появления им был я.

Его слова словно разделили нас на несколько мгновений, пока я обдумывала, как лучше ответить ему. Проведя довольно много времени с учителем, я полагала, что знаю его. Хотя мне и льстило его обращенное на меня с недавних пор внимание, я подозревала, что он выбирает себе любимчиков, исходя из полезности их ему в данный момент, а не руководствуясь искренним чувством. Вот и сейчас полезнее других оказалась я.

Машинально поигрывая шахматной фигурой, я обдумывала сложившееся положение. Я нисколько не сомневалась в том, что Леонардо любит своих учеников; однако я сознавала, что столь гениальный человек по-иному, чем мы, простые смертные, смотрит на жизнь. И, к сожалению, оказалось, что Томмазо, пожалуй, видит в любом проявлении внимания со стороны учителя более глубокую подоплеку.

Впрочем, я вскоре забыла о раненом самолюбии Томмазо, когда услышала шорох внутри фигуры. Встревоженная, я отдала ему свечу.

— Кажется, внутри королевы что-то все-таки сломалось. Посвети, я взгляну, теперь, когда нам известен ее секрет, на нее еще раз.

После этих слов я принялась крутить обе половинки фигуры, пока мне не удалось вновь разъединить ее. И тут же внутри блеснул, отразив свет свечи, металл, раздалось неповторимое позвякивание, и на пол рядом со мной упал какой-то небольшой предмет.

Томмазо, не дожидаясь моего приказа, быстро посветил в том месте, куда из пустотелой шахматной королевы что-то выпало. Через мгновение мы увидели и сам предмет — крошечный бронзовый ключ. Я подобрала его и с любопытством уставилась на него.

— Странно, что не заметили его раньше; он, должно быть, был закреплен в одной из половинок, — удивленно проговорила я. — Интересно, от чего он?

— От шкатулки с драгоценностями, — тут же предположил Томмазо. — Мой батюшка золотых дел мастер, и я перевидал немало шкатулочек, открывавшихся таким ключом. Вероятно, там хранится что-то очень ценное; недаром ее хозяин запрятал его сюда.

— Пожалуй, ты прав. Кому придет в голову искать ключ от шкатулки с драгоценностями на шахматной доске? Но поскольку шахматная королева не моя, то и то, что находится внутри нее, тоже не мое, — солгала я, стараясь скрыть внезапно овладевшую мной радость.

Осторожно положив ключ обратно в тайник внутри верхней части королевы, я вновь соединила обе половинки. Томмазо не следует знать об этом, но его опрометчивый поступок, возможно, привел нас к разгадке смерти графа, или направил в нужном направлении. Впрочем, я первым делом покажу утром свою находку учителю, и пусть уж он решает, что делать с этим ключиком.

Я осторожно положила шахматную королеву в сумку на поясе, а затем в знак примирения протянула руку Томмазо.

— Ну что, мир? Я действительно делаю только то, о чем меня просит Леонардо. У меня нет ни малейшего желания становиться его любимчиком.

— Ладно, — он пожал мою руку, хотя, как мне показалось, и не очень охотно и стараясь не встречаться со мной взглядом. — Кто старое помянет.

— Тогда пошли к ребятам, пока Константин не разозлился и не отправился искать нас. Возможно, мы успеем еще пару раз метнуть кости, прежде чем потушат свечи.

Отряхнувшись, я поднялась на ноги и пошла обратно к очагу, где сидели остальные подмастерья. Томмазо медленно последовал за мной. Весь вечер он был вежлив со мной, но старался не смотреть в мою сторону. Я больше не давила на него, посчитав, что довольно и того, что мне не надо опасаться новых стычек с ним, во всяком случае, сегодня. Я понимала, что еще не обрела в нем союзника, но, возможно, он уже и не враг мне.

Впрочем, позже, когда мы все улеглись и в мастерской послышался молодецкий храп, я заметила, что он бодрствует. Он сидел, скрестив ноги, на кровати, и его плотная фигура казалась еще темней в окружающем мраке. Один раз мне показалось, что я слышу вздох, то ли покорный, то ли гневный, сказать не могу. Не знаю, всю ли ночь он не смыкал глаз, я же вскоре забылась крепким сном.

Мне известно одно: когда Константин поднял нас на рассвете, постель Томмазо была нетронута, а его самого нигде не было.

О, что только не узнаешь, когда держишь зеркало перед собой.

Леонардо да Винчи.

Дневники Дельфины делла Фации

Исчезновение Томмазо произвело переполох среди учеников. Сначала мы подумали, что его рано утром отправили с каким-нибудь поручением, возможно, самого учителя. Впрочем, потом мы обнаружили, что из его ящика у основания его кровати пропали все пожитки. Особенно был расстроен Константин, опасаясь, наверно, что вина за его бегство ляжет на него. Поэтому он подошел ко мне и спросил, не говорил ли юноша о своем желании покинуть нас.

— Ты последний долго говорил с ним, Дино. Не боялся ли он, что из-за вчерашней драки с тобой мы отвернемся от него?

— По-моему, нет, — ответила я ему, машинально прикладывая ладонь к синяку на подбородке. Взглянув, я заметила вокруг кисти ряд небольших кровоподтеков, след от крепко сжимавших ее пальцев Томмазо.

Слегка поморщившись, я присовокупила:

— Мы решили забыть о ссоре, но он долго бодрствовал, после того как все заснули. Возможно, его мучило что-то другое, не только мысли о нашей размолвке.