Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он повернулся и пошел обратно, тем же самым маршрутом, только наоборот – сначала поле, а потом лес. Дорога была неблизкой. Денисов шел и думал о жене и о той плате, которую взяла с него Судьба за кратковременную Страсть. Сейчас эта цена показалась неоправданно завышенной. Просто чудовищной. Его знакомые в таких случаях не платили ничего. Либо ничтожно мало. И почему так получается, что одним все сходит с рук, а он должен теперь расплачиваться всей оставшейся жизнью?
Денисов остановился и заплакал. Поле вокруг него было равнодушно и необъятно, как море.
Навстречу по травам, как по волнам, шел человек в плоской кепочке и жарких суконных брюках. Он показался Денисову знакомым, но откуда мог здесь взяться знакомый человек? Они поравнялись, и Денисов узнал: это был инопланетянин из сна, но, одетый в сельмаговскую одежду, он выглядел вполне по-земному.
Денисов прошел мимо него и оглянулся. Инопланетянин тоже оглянулся, и они кивнули друг другу. Значит, он тоже вспомнил Денисова. Они постояли меньше минуты и разошлись. Денисов пошел к станции, а инопланетянин – в глубь нечерноземной полосы. Видимо, у него там были какие-то свои дела.
Состояние творчества – это болезнь. Малая наркомания. С той разницей, что наркотики разрушают, а творчество нет. Но состояние зависимости похоже.
Впервые я услышала в себе эту зависимость довольно рано, в пятнадцать лет. У меня была скромная мечта: написать рассказ и напечатать его в журнале. Журнал «Юность» – вот предел мечтаний.
Моя мечта сбылась через десять лет. «Юность» напечатала два моих рассказа. В газете «Правда» появилась статья, в которой были такие строчки: «Токарева – умна. Парадоксальна». Я вырезала ножницами эту статью и носила с собой, как справку. Если что не так – вытащить из сумки и показать, как документ. Токарева – умна. Газета «Правда». Центральный орган.
В то время, в двадцать пять лет, я не представляла себе, что у меня в доме появится полка моих книг на разных языках. Сейчас у меня уже две полки. К европейским языкам прибавились азиатские. Время от времени мне звонит китайский переводчик, который хочет со мной встретиться. Он звонит и говорит:
– Это ваша пере-вос-сица Андрей…
Я каждый раз не понимаю: зачем я ему нужна? Переводит, и на здоровье. А зачем встречаться?
Может быть, ему кажется, что он сможет перевести на китайский не только мой текст, но и все остальное?
А что остальное? Мое счастье. Моя женственность. Моя любовь.
То, что вынесено за скобки чистого листа. То, что не имеет к успеху никакого отношения.
Чеховский дядя Ваня – не состоялся как личность и спивается. Астров – состоялся, но тоже спивается. «Талант в России» – не может быть чистеньким.
Реализация социальная и личная – это разные вещи. Если я реализовала себя как писатель, но не состоялась как женщина и мать, я похожа на табуретку без одной ножки. Такая табуретка не стоит. Она падает.
И наоборот: у меня прекрасная семья, но она съела все мои строчки. Нет такой писательницы. И не было никогда. Что получается? Табуретка без ножки.
Для счастья надо все. То и это. А так бывает?
Я знала одного: у него было все, кроме здоровья. Другой был здоров, талантлив, обожал жену. Но она умерла.
Третий был здоров, талантлив, счастлив, но незаметно подкрался главный враг – старость. Этого не обойти…
А бывает так, чтобы все-все-все?.. И талант, и любовь, и молодость? Бывает, и вот это самое обидное. Бывает у кого-то. Но не у тебя.
Однажды мы с Данелией одновременно отдыхали в Доме творчества под Москвой. Гуляли, беседовали…
Я не знаю, о чем говорят люди, когда гуляют? О природе? О прочитанном? Мне всегда это было скучно. Мне было интересно сочинять. Выдумывать. Та же картина – у Данелии. Я бы сказала: та же самая история болезни. Ему тоже было интереснее всего сочинять свое будущее кино.
Я рассказывала про русскую деревню, в которую ездила отдыхать каждое лето, про соседскую девчонку Таньку, которая мечтала уехать в Ленинград. Все жители этой деревни почему-то ездили за счастьем и заработком именно в Ленинград, а не в Москву, хотя расстояние было одно и то же. Так повелось с прошлого века. Кто-то первый начал. Именно из этой деревни в Ленинград приехала моя нянька тетя Настя и осталась в моей жизни навсегда. Она нянчила меня, потом мою дочь, потом дочь дочери. А потом уехала обратно, чтобы умереть. У нее кончились силы. Когда патриоты агрессивно орут: «Русские – великая нация!», подразумевая при этом, что все остальные нации – мура собачья, я слушаю, вспоминаю Настю и киваю головой. Да. Великая. Остальные – тоже в полном порядке, но русские – великая нация, если в ее недрах вызревает такая Настя.
Я рассказывала Данелии о том, в каком состоянии пребывает сегодня эта брошенная деревня.
Слово по слову, мы стали сочинять историю, при этом уходили от реальности. Кому нужна жестокая реальность? А вымысел всегда можно подвинуть в любую сторону правды. Мы потащили свой вымысел в сторону итальянского фильма «Два гроша надежды».
Мы стали сочинять про Таньку, которая влюбилась в вертолетчика и этой своей любовью доставляла ни в чем не повинному летчику массу хлопот. Вначале она послала ему повестку из милиции с требованием, чтобы он пришел на «сукино болото», а когда летчик пришел, его там побили. Летчик стал избегать Таньку, тогда она забила свеклу в выхлопную трубу вертолета. Зачем? Чтобы летчик не улетел, а выслушал Таньку. Все кончилось тем, что вертолет рухнул и летчик едва не разбился.
Мы сочиняли с наслаждением, любили нашу героиню, сочувствовали вертолетчику, отдавали все наши симпатии простодушному Мишке. Мишка – непременный участник треугольника. Он оберегает Таньку: «Влюбишься, потом будешь всю жизнь несчастная…»
Мы не стремились к правде жизни, так же как в «Джентльменах удачи». Это была просто игра воображения. Я называю этот жанр – дурацкое кино. В нем дурацкие герои, но не дураки. Прошу отличать. В мире так много доброго и смешного, и это тоже правда жизни.
Если, скажем, «Джентльмены удачи» отдать в руки Сергея Бондарчука – все бы рассыпалось. Прежде всего: почему герой Леонова, воспитатель детского сада, с одной стороны головы все помнит, а с другой – все забыл? Хмырь сказал: «Так не бывает»…
И действительно, так не бывает, если по правде. Но в дурацких фильмах бывает именно так, а не иначе.
Мы сочиняли новое дурацкое кино, которое высекало наше объединенное воображение.
Данелия хотел сам снимать эту историю. Я была счастлива, потому что стояла на пути к успеху.
Творческий процесс – очень важен. Но не менее важен и результат.
Процесс без результата – это как огурец-пустоцвет. Или ложная беременность у собак.
У Ахмадулиной есть слова:
Но, знаешь ли, о, как велик