Доктор Кен Мейзени, профессор Университета штата Джорджия и член его совета попечителей, работающий на кафедре психологического консультирования и психологической помощи, рассказывал мне, что одним из самых достоверных источников информации о столетних жителях Америки является Институт геронтологии при Университете в Афинах, штат Джорджия. «В Америке проживают около пятидесяти шести тысяч человек, достигших столетнего возраста, – говорит он, – и при изучении этой группы людей оказалось, что все опрошенные считают себя более счастливыми, чем обычный человек. Что поразительно, не так ли?»

Кстати, всех людей преклонного возраста, у которых я брала интервью, готовя эту книгу, объединяет одна общая черта: чувство юмора. Возьмем, к примеру, девяностопятилетнего Карла. Когда я спросила, сколько ему лет, он ответил: «Не знаю, сколько мне лет, но я был не промах еще тогда, когда Мертвое море просто болело». Когда один репортер из Денвера спросил 104-летнего Кэла Эванса: «Вы всю жизнь провели в Денвере?» – Кэл рассмеялся и сказал: «Пока еще нет, сынок». А была еще Жанна-Луиза Калман из французского города Арль, самая старая женщина на Земле из официально зарегистрированных на тот момент. Она родилась в 1875 году и умерла в возрасте 122 лет и четырех месяцев. Говорят, в свои 119 лет она еще отпускала колкости: «У меня всего одна морщинка, я на ней сижу». На одной из последних вечеринок в Париже в честь ее дня рождения один журналист с большой неуверенностью в голосе произнес: «Ну что же, надеюсь встретиться с вами через год», на что она ответила: «Почему бы и нет, по-моему, у вас отменное здоровье».

Однажды мы вместе с Джоан Галифакс, проповедницей дзен-буддизма, обсуждали разнообразные особенности, которыми сопровождается старение организма. «Да, – говорила она, когда ей было шестьдесят пять лет, – в каком-то смысле отдельные аспекты моей жизни сузились. Но по мере их сужения происходит расширение чего-то иного, видимо, происходит компенсация».

«Приведи пример», – попросила я.

«Ну например, у меня обострилось чувство юмора. Я стала более здравомыслящей, более терпимой и терпеливой. Я стала больше любить людей и свою работу. Молодежь больше зациклена на мелочах, – поясняла Джоан, – тогда как пожилые люди стараются вычленить самое важное».

В центре дзен-буддизма Упайя вместе с Рози Джоан Галифакс.

ТЕРРИ ТОМСОН РЭНДАЛЛ (TERRI THOMSON RANDALL)

«Их не волнует всякая чепуха», – сказала я.

«Что верно, то верно. А если посмотреть на это уравнение с другой стороны, мне кажется, с возрастом я избавилась от многих страхов».

То же самое я слышала от писательницы-феминистки Эрики Джонг. «Теперь я чувствую себя намного свободнее, – говорила мне Эрика, когда мы обедали в ее забитой предметами искусства нью-йоркской квартире. – Я гораздо меньше тревожусь. Понимаю, что не нужно все принимать близко к сердцу. Если кто-нибудь критикует написанное мною, дурно отзывается обо мне, я нахожу это забавным и думаю, что это касается его, а не меня. Прежде мне не приходило это в голову. После книги Fear of Flying («Страх полета») я почти умолкла, перестала писать из-за того, что нападки на меня были такими злыми».

На деловой встрече за завтраком в Энн-Арбор, штат Мичиган, я рассказала доктору Мэрион Перлмуттер о том, что чувствую, как меня все больше охватывают спокойствие и отстраненность. «Мне даже ненавистно само слово «отстраненность», – сказала я, – ведь его можно интерпретировать как безразличие, тогда как меня многое волнуют не меньше, чем прежде».

Доктор Перлмуттер, работающая на кафедре психологии Мичиганского университета, ответила мне: «Понимаю. Как ученый, я не только многое знаю о мозге, но больше всего ценю то, чего я не знаю.

Вероятно, именно понимание предела нашего знания вынуждает нас к некоторой отстраненности, возможно, подталкивая к чему-то духовному. Понимание того, что вы чего-то не знаете – первый шаг к познанию. Но, мне кажется, такого рода понимание приходит только в старости. Что, как я думаю, способствует отстраненности».

Доктор Джордж Вейлант, возглавляющий исследовательскую программу Гарвардского университета в области развития взрослого человека, обнаружил, что у старых людей развиваются «зрелые механизмы психологической защиты». Под ними он понимает способность видеть стакан не наполовину пустым, а наполовину полным и не делать из мухи слона».

Директор и учредитель Стэндфордского центра исследований продолжительности жизни доктор Лора Карстенсен полагает, что есть старики, у которых вообще не наблюдается «позитивного эффекта», и есть молодые люди, у которых он наблюдается. Положительный настрой является важным стимулом развития, способом отношения к жизни, выражающимся посредством юмора, благодарности, прощения, шутливости и психологической гибкости. «С возрастом жизненные цели меняются, – говорила она мне. – В жизни молодых так много «что, если бы», тогда как наше оружие – умение оглядываться далеко назад – «все это уже было».

Доктор Перлмуттер согласна, что положительным настроем мы, возможно, обязаны способности «предвидеть будущее, исходя из накопленного опыта». Если что-то случается впервые, например финансовые потери, это ужасно. Но потом, не единожды пройдя через нечто подобное, вы можете, глядя в будущее, надеяться, что это не конец жизни, а просто новое испытание, через которое нужно пройти». Все психологи как будто приходят к общему мнению, что молодежи, как и многим людям среднего возраста, сложно смириться с тем взглядом на жизнь, который выражается словами «все преходяще», полностью принять его. Что ж, оставим его для тех, кто вступил в III акт своей жизни.

Во время встречи в Атланте доктор Мейзени рассказывал мне: «Жизнью доказано, что пережитое может повториться снова. А поскольку сейчас вы уже не тот, что прежде, то снижается уровень сверхнастороженности, на смену которой приходят согласие и способность не мешать развитию событий. Может быть, вы не в состоянии противостоять какой-то силе, решить мелкую проблему, с которой сталкиваетесь, но умение принимать и, как мне кажется, приспосабливаться и подстраиваться имеет не меньшее значение, чем совершенное владение ситуацией, так как вы уже многим не владеете. Это как в боевых искусствах: если противник применяет силу, не противьтесь ей, просто попытайтесь направлять ее. Думаю, нечто подобное происходит в старости».

Доктор Карстенсен тоже приходит к общему выводу. «Пожилые люди обычно знают, чего они хотят, и нуждаются в том, чтобы сделать свою жизнь насыщеннее и глубже; они способны отсекать то, в чем больше не нуждаются», – говорил он.

Мы теряем способность влиять на внешние события. В ранней молодости у людей есть долгое и безоблачное будущее, любого рода информация может им пригодиться, даже если в данный момент она кажется бесполезной. Очень полезно знать, где в зарослях прячется тигр. Но, однажды узнав это, вы уже вряд ли захотите снова наведаться в те заросли. Вам уже не требуется столько же времени на подготовку, вы просто знаете. Таким образом, вы приближаете будущее, вам доступна информация, имеющая и не имеющая отношения к вашей цели, так как ваши цели ясны; вы знаете, на чем нужно сосредоточиться; знаете, что важно, а что нет; можете отделить зерна от плевел, то есть можете ясно выразить свою мысль. Вы быстро поймете, что существенно для ваших целей, и отбросите ненужное. Последние тридцать лет своей жизни я занимался изучением психологии пожилых людей, и мои изыскания неизменно показывают, что лучшее время в эмоциональном плане приходит в старости… Пожилые люди, если их рассматривать как группу, меньше подвержены депрессии, тревоге и зависимостям, нежели молодые. В повседневной жизни они испытывают меньше негативных эмоций, но столько же позитивных, как те, кому за двадцать или за тридцать – те, кого мы, отталкиваясь от стереотипов, считаем самыми счастливыми2.