— Нет, — успокоила я. — Капкан волчий, нопоставлен на троюродного брата, потому что специального капкана на него мы ненашли. В общем, будь осторожен. Если вредитель появится, притворись спящим.

Последнее пожелание было излишним, в таком деле МихаилуСтепановичу притворяться не приходилось.

Мы с Мышильдой устроились в своих постелях, но сон не шел.Чутко прислушиваясь и даже время от времени выглядывая в окно, мы провели часатри.

— Не придет он сегодня, — сказала сестрица. —Почуял, гад, беду. Теперь в логове заляжет.

— Жаль, некого послать в разведку, чтобы узнать, гдеэто самое логово, — в ответ вздохнула я.

— Нет так нет, — пригорюнилась Мышильда. —Давай спать. Завтра ответственный день.

Пожелав друг другу спокойной ночи, мы примолкли. Спала ябеспокойно, мне снились то ли волки с рыжими усами, то ли серые тараканы начетырех лапах, ночная мгла, молочный туман и волчий вой. Тут я сообразила, чтовой самый что ни на есть настоящий, и вскочила: точно, со стороны фундаментадоносились чьи-то громкие стенания.

— Мышь! — рявкнула я. — Троюродный попался.

Я натянула шорты, сестрица халат, и в предутренних сумеркахмы бросились к пустырю, ныряя в туман, поднимавшийся от реки, точно парноемолоко. Пролезая в дыру, я с некоторым смущением отметила, что голос, выводящийволчьи песни, мне чрезвычайно знаком. Я увеличила скорость и вскоре смоглалицезреть подтверждение вспыхнувшей догадке. Троюродным братцем и не пахло, а вкапкан угодил Михаил Степанович. Он дергал правой ногой, поскуливал и время отвремени, задрав голову к небу, выл: «Лизавета!..»

— Что ты орешь? — укоризненно сказала я, спрыгиваяк предпоследнему. Сестрица, заметив родственника, встала как вкопанная, а потомзакручинилась.

— Чтоб ты пропал, — сказала она со вздохом. МихаилСтепанович принял это на свой счет и начал жаловаться.

— Молчи, несчастный! — прикрикнула я, освобождаяего конечность из капкана.

Тут на пустыре появились наши добровольцы: Клей в шортах ибосиком, Серега в ботинках и плавках, а Коля полностью одетый и с резиновойдубинкой в руках, но по-прежнему чересчур задумчивый.

— Это кто? — спросил Клей с любопытством, глядя нанас и, как видно, впопыхах не узнав Михаила Степановича.

— Мой муж, — ответила я, выталкивая предпоследнегона поверхность.

— Как муж? — растерялся Сашка. — А вчерадругой был?

— Он и сейчас есть, то есть тот один, а этотдругой, — очень доходчиво пояснила я. Саша свел глаза на переносице иобмяк, а Коля философски добавил:

— Конечно, их двое, — и посмотрел на меня суважением.

— И вовсе нет, — обиделась я. — То есть их,конечно, двое, но совершенно не в том смысле. Сначала был один, потом другой,но уже оба недействительные, потому что нет от них никакого толку…

Мои пояснения были прерваны воем сирен. Разноголосым. Мойтонкий слух смог выделить три варианта.

— Чего это? — насторожился Серега и посмотрел насвои плавки.

— Менты пожаловали, — всполошилась сестрица ипринялась прятать капкан. То есть она немного покрутилась на месте, держа его вруках, а потом забросила в кусты. — Не вздумай болтать, что в капканпопал, — накинулась она на Михаила Степановича.

— А что же я должен говорить?

— А что хочешь. Шел, поскользнулся, упал, очнулся и такдалее.

— Я лгать не буду, — взвился предпоследний.

— А я буду, — зашипела я. — Скажу, что знатьтебя не знаю, живет бомж в шалаше на пустыре по соседству, а на какие средства,неведомо.

— Елизавета… — жалобно прошептал он.

— То-то, — нахмурилась я. — Молчилучше, — и понесла Михаила Степановича к дому. Парни, не искавшие встречис милицией, исчезли в дыре, ведущей в наш сад, с намерением через другую дырувернуться в свой, а мы сквозь заросли терновника выбрались на улицу и замерли.Возле каждого дома выстроились испуганные граждане и таращили спросонья глаза,около нашего дома стоял заспанный Евгений в нижнем белье и с двумя пустымиведрами в руках, а также три машины: милицейский «газик», «скорая помощь» ипожарная.

— Чего это? — испугался Михаил Степанович и началхромать не на ту ногу. Востренькая бабка, бывшая хозяйка троюродного, сноваламежду машин и вдруг замерла, охнув:

— Вот она, — и ткнула в меня пальцем.

Милиционер ходко развернулся, тоже замер, да так ничего и несказал.

— Что у вас тут? — прокричал парень в формепожарного.

— Человек в яму попал, — затараторилаМышильда. — Ногу подвернул, стал звать на помощь.

— Звонил кто? — нахмурился парень и зычно повторилвопрос на всю улицу. Народ стал исчезать в своих домах. Первой исчезлавостроносая бабка, из чего мы заключили, что она и звонила. Пожарныйчертыхнулся, влез в кабину. Развернувшись, машина с ревом исчезла за поворотом.

— Несчастный случай, — пролепетал милиционер, селв «газик», потом выглянул в окно и, махнув рукой шоферу, отбыл. «Скорая помощь»осталась, и мы поспешили сдать Михаила Степановича, чтобы, значит, не зря людимчались сюда по тревоге. Михаил Степанович вполне мог обойтись без врачебнойпомощи, потому что в капкан угодил ботинком, и в основном именно ботинок ипострадал. Но я была очень рассержена на ночное безобразие и с легким сердцемотправила предпоследнего в травмпункт, после чего мы успокоили ЕвгенияБорисовича, который все-таки добежал до колонки и принес воды, а затем сословами: «Каждый год горим», — отправился досыпать, а мы пробрались напустырь, чтобы извлечь из кустов капкан и посмотреть, чего это МихаилуСтепановичу понадобилось во флигеле. Причина стала ясна, как только мы заприметилисвежевырытую яму. Михаил Степанович, как видно, сладко спал, потом неведомопочему проснулся и решил взглянуть на капкан, увидел свежий раскоп и, убоявшисьмоего гнева, попытался скрыть следы чужой деятельности, в результате чего иоказался в капкане.

— А братец-то хитер, — присвистнула Мышильда,внимательно разглядывая землю под ногами. Потом встала на четвереньки и вродебы все обнюхала. — Лизка, — заявила она минут через десять, —сдается мне, он не верхом, он низом ходит.

— Как это? — не поняла я.