— На скорость это никак не повлияет. Ты хотя бы счастлив, братишка?

На этот простой вопрос у Алекса нет точного ответа.

— Эээ… Наверное.

Кьяру не проведешь. А притворство и лукавство может вызвать у нее приступ ярости — такова она, взбалмошная сестра Алекса. Привыкшая жить, как ей заблагорассудится, без оглядки на мнения других людей, какими бы правильными они ни казались. Еще несколько минут назад она тихонько и совсем не больно щелкнула Алекса по носу. Теперь же ухватила пальцами за подбородок, и это по-настоящему неприятно.

— Что-то ты недоговариваешь, братец.

— Отпусти, — поморщился Алекс, высвобождаясь из тисков.

— Ты не похож на счастливого человека.

— Как будто ты знаешь, как выглядят счастливые люди.

— Знаю.

— Ты сама-то хоть раз была счастлива?

— Сейчас.

— Что «сейчас»?

— Сейчас я счастлива, в данный конкретный момент. А еще ты можешь спросить… знаю ли я, как выглядят влюбленные люди?

— Знаешь ли ты, как выглядят влюбленные люди? — послушно повторил Алекс.

— Уж точно не так, как ты. Ты не похож на счастливого влюбленного.

— Глупости.

— Она… беременна, твоя невеста?

— Нет. С чего ты взяла?

— Скоропалительное решение о женитьбе навевает именно такие мысли.

— До женитьбы, положим, еще нужно дожить. Я ведь не завтра веду Ольгу под венец. Это так, задел на будущее. В последнее время я стал серьезно задумываться о семье. О детях. Как ни кошмарно это звучит для твоего уха, сестренка.

— Я только за. Если ты ее любишь. Но ты ведь не любишь, так?

Алекс почувствовал себя пойманным. Совсем как в детстве, когда Кьяра легко находила его в любом, самом укромном уголке. Находила и с громким хохотом вытаскивала на свет. Но теперь Кьяра не смеется, ее взгляд полон сочувствия, как если бы Алекс был тяжело болен. Или совершил преступление. Не тяжкое (вроде предумышленного убийства), то, за которое дают совсем небольшой срок. Кража! Кража вписывается в эту схему лучше всего. К тому же всегда есть возможность выйти под залог. Залог, конечно, будет внесен любящей сестрой, что не оградит Алекса от тяжелого разговора в машине. После того как он выйдет из полицейского участка.

— Я люблю ее.

— Нет.

— Не тебе судить о любви, сестричка.

Впервые в жизни Алексу хочется сделать Кьяре больно. Поставить ее в неудобное положение, напомнив о многочисленных романах. О неразборчивости в связях. О разбитых мужских сердцах, которые Кьяре даже в голову не придет коллекционировать: слишком уж непрезентабельно они выглядят. По-уродски. Просроченный субпродукт, годный разве что на корм собакам. А просроченный субпродукт не вызывает ни симпатии, ни сожаления, только брезгливость. Именно так Кьяра и относилась к своим бывшим — с брезгливой отстраненностью, всем своим видом показывая: лучше бы ты исчез навсегда, дружок. Лучше бы тебя не было вообще.

— …Хочешь задеть меня?

— Нет. Просто констатирую факт.

Реакция, которая последовала за словами Алекса, оказалась неожиданной. Кьяра не рассердилась и не перевела все в шутку. Она лишь сказала:

— Ты прав. Но эта правда относится к прошлой Кьяре. А нынешняя Кьяра — совсем другая.

— Другая?

— Я влюбилась, Алекс.

Алекс даже рот приоткрыл от изумления: никогда еще он не слышал от сестры подобных признаний. И ее вид… Он подтверждает сказанное: глаза Кьяры влажно блестят, губ то и дело касается улыбка. Да, Кьяра и сегодня допускала резкие высказывания. И все же они были не такими резкими, какими бывают обычно. Его сестра изменилась, и эти изменения очевидны. Не будь Алекс так погружен в проблемы собственной жизни, он заметил бы их сразу.

— Влюбилась? Здорово.

— Ты даже представить себе не можешь, насколько это здорово! Ты — первый, кому я говорю об этом.

— Я польщен, правда. И… кто же он?

— Всему свое время, братишка. Я обязательно вас познакомлю.

— Он твой сослуживец?

— Нет.

— Такой же любитель приключений, как и ты?

Перегнувшись через стол, Кьяра положила палец на губы брата:

— Я же сказала, всему свое время. А до этого — никаких расспросов.

— Ладно, — нехотя согласился Алекс. — Надеюсь, он хороший человек?

— Самый лучший!..

— Было бы неплохо, если бы ты привезла его в горы…

— Я подумаю.

Видимо, Кьяра действительно влюблена: до сих пор она и слышать не хотела о визите в К., такое не могло ей представиться и в страшном сне. Но «подумать» вовсе не означает «сделать», потому что в долине она так и не появилась. А ведь с того исторического дня, как сестра сообщила Алексу о своей влюбленности, прошло несколько месяцев. В какой-то момент Алекс даже стал волноваться и послал Кьяре письмо, состоящее из одного предложения:

«У тебя все в порядке, сестренка?»

Ответ пришел незамедлительно:

«Абсолютно. Я абсолютно счастлива!»

Алекс успокоился, тем более что ему было чем занять себя: он по-настоящему увлекся радиолюбительством. Все началось с «Saba» и ежедневного ритуала по поиску станций, всякий раз совершенно новых. Если вечером Алекс слушал джазовый вокал, то с утра на той же волне обнаруживалось нечто совсем иное: клубная музыка или — паче того — круглый стол мелкотравчатых политиков провинции Тренто. Радиостанции, подобно цыганам, кочевали по всей шкале, временами пропадая навсегда. Так Алекс потерял «Kiss Kiss», «Teleradiostereo», «Radio Cuore» и «Ecoradio». Особенно жаль было «Radio Cuore», транслировавшую спокойную и романтичную музыку. Немного старомодную, но Алекс и сам немного старомоден, чуть сентиментален и склонен к романтичной созерцательности.

Иногда «Saba» вовсе замолкала: Алекс мог часами крутить колесо настройки, не находя в эфире ничего, кроме шорохов и потрескиваний. Однажды, когда молчание продлилось сутки кряду, Алекс по-настоящему расстроился и решился вскрыть заднюю панель радиоприемника. Если причина молчания в перегоревшей лампе, то лампу нужно заменить. Ничего подобного он до сих пор не делал, ограничиваясь стиранием пыли с поверхностей. Но то, что молодой человек увидел за панелью, заставило моментально забыть о побудительном мотиве вскрытия.

Тетрадь.

Не тонкая, но и не толстая, прислоненная к боковой стенке. Обветшавший клеенчатый переплет, то ли черный, то ли темно-синий, точнее определить цвет невозможно. От тетради веяло затхлостью, и Алекс несколько минут примеривался, как бы половчее вынуть тетрадь, чтобы она не рассыпалась в руках. Тетрадь не рассыпалась, но последующее ее изучение не принесло ничего, кроме досады. Алекс не смог прочитать ни одной строчки, ни одной! А между тем тетрадные листы были густо исписаны вплоть до самой последней страницы. Алекс обнаружил следы разных по цвету чернил и бледные карандашные куски. Тетрадь не была повреждена, но выглядела так, как будто долгое время пробыла в воде, а потом вытащена и высушена. Часть страниц слиплась, и Алекс не решился потревожить их. И лишь на одном листке (ближе к концу тетради) ему удалось рассмотреть что-то более определенное, чем расплывшиеся чернильные пятна и тени от карандаша. Мужской профиль, показавшийся Алексу смутно знакомым. Где-то он уже видел этот профиль, но где?..