— Как поживает твоя сестра, Алекс?

— С ней все в порядке, Джан-Франко.

— Помнится, она была хорошенькой.

Вот уж нет! — хочется возразить Алексу, эпитет «хорошенькая» явно не для Кьяры, в нем чувствуется что-то уничижительное. «Хорошенькие» девушки не работают репортерами криминальной хроники, и не лезут к черту в пасть, и не испытывают судьбу постоянно, а Кьяра именно такая. Но объяснять это Джан-Франко — мартышкин труд. Женщины для него не представляют самостоятельной ценности, они хороши лишь как дополнение к мужчине.

— Сейчас она стала еще лучше, — осторожно замечает Алекс. — Самая настоящая красавица!

— Ну-ну… Вышла замуж?

— Нет.

— Так я и знал, — смеется Джан-Франко. — Характер у нее не сахар, вот и засиделась в девках. А почему она никогда не приезжает в К.? Заглянула бы как-нибудь, проведала братца.

— Нет необходимости. Мы видимся и так.

— Передавай ей привет при встрече.

— Конечно.

— А еще спроси ее, помнит ли она о лунных любовниках?

— Лунных любовниках? Я не понял…

— А тебе и не нужно ничего понимать. Просто передай и все.

— Я передам.

…«Лунные любовники» не произвели на Кьяру никакого впечатления. Она долго не могла понять, о чем идет речь, и даже привет от Джан-Франко не прояснил картину.

— Какой еще Джан-Франко? — наморщила лоб Кьяра.

— Бармен из «Карано».

Они сидели в маленьком летнем кафе, куда Кьяра утащила Алекса, чтобы поболтать о переменах в жизни.

— Погоди, тот толстый прыщавый парень, сын владельца?

— Вообще-то, он давно не толстый. И прыщей у него нет.

— Я за него рада. Только не понимаю, зачем ему понадобилось передавать мне приветы? И эти… «лунные любовники»… Что еще за срань?

— Он сказал, что ты сразу поймешь.

— Так вот, передай ему, что я ни черта не поняла.

— Разве… ты не встречалась с ним когда-то?

— С толстым прыщавым Джан-Франко? Ты надо мной смеешься, да? Откуда такие сведения?.. Это он напел тебе в уши подобную бредятину?

— Не он… Неважно кто. Ладно, проехали.

Наверное, так будет лучше: с ходу проскочить полустанок прошлой жизни — заброшенный и никому не нужный. Все, что там осталось, — одинокая афиша на стене безлюдного, давно не функционирующего вокзальчика.

«ЛУННЫЕ ЛЮБОВНИКИ»

Ровно это Алекс и представляет сейчас: афишу с рекламой фильма, почему-то — черно-белого. И в героях ему видятся вовсе не шестнадцатилетние Кьяра и Джан-Франко…

Кто?

Кто-то из звезд сороковых годов прошлого века, хотя Алекс не может вспомнить ни одного имени. Но примерно представляет, как они могут выглядеть. Это не относится к лицам — скорее, к одежде и прическам. На одном из любовников (мужчине) — форма альпийского стрелка, что тоже странно. Алекс — не большой любитель военной формы и никогда не изучал ее специально, но почему-то видит ее сейчас во всех подробностях. Вплоть до красного помпона на белом маскировочном подшлемнике. И черного пера, воткнутого в помпон.

В отличие от мужчины, женщину Алексу разглядеть не удалось. И само видение вскорости исчезло: его вспугнула Кьяра.

— …Вам там, видно, совсем нечем заняться в вашей дыре. Вот и сочиняете всякие небылицы. Перетираете события пятнадцатилетней давности, которых и вовсе не было.

Кьяра в своем репертуаре: поливает грязью места, в которых выросла, и никак не может успокоиться. Раньше Алекс никогда не задумывался об истоках этой непреходящей ненависти, ему просто было больно за К. Это — не острая боль, слегка саднящая, как если бы болело стесанное колено, обработанное зеленкой. И почему только Кьяра с упорством маньяка — раз за разом — сдирает тонкую корочку с раны, не дает ей зажить?

Непонятно.

— Все то, что ты сказала мне, можешь сказать ему. Джан-Франко. Когда вы встретитесь, — произнес Алекс с грустью в голосе.

— С какой стати? С какой стати я вообще должна с ним встречаться?

— Вообще-то, он брат моей невесты, так что встреча неизбежна.

— Ах, да! — Кьяра наконец-то образумилась и перестала метать громы и молнии. — Ты ведь теперь без пяти минут муж, я и забыла.

— Подозреваю, что ты забыла в тот самый момент, когда тебе сказали об этом.

— Не лезь в бутылку, братишка! Я, конечно, стерва. Но вовсе не такая конченая, как тебе кажется. И родственные чувства…

— Родственные чувства для тебя — пустой звук.

— Это не совсем так, поверь…

Положительно, Алекс не может сердиться на сестру дольше нескольких минут! Иногда и минуты хватает, чтобы сменить гнев на милость. Для этого Кьяре нужно всего лишь рассмеяться и потрепать Алекса по голове. Или — легонько и совсем не больно — щелкнуть по носу. Вот и сейчас она проделывает это, и от обиды не остается следа.

— Я очень тебя люблю, Оцеола!..

Запрещенный приемчик, призванный укрепить власть над братом и опосредованно сообщить, что связь между ними не прерывалась никогда. И Кьяра помнит обо всем, что так или иначе касается Алекса. «Оцеола, вождь сименолов» — любимая книга его детства, несмотря на трагический конец. Оцеола — сосуд для всех существующих добродетелей, настоящий друг и отважный воин. В детстве Алекс частенько воображал себя Оцеолой, и Кьяра даже подсмеивалась над ним. Вот и сейчас она улыбается, но это — нежная улыбка.

— Я тоже люблю тебя, сестренка.

Такими безыскусными признаниями изобилует любая из их нечастых встреч; если сложить их вместе, получится дорога длиной в тысячу километров. Правда, она никуда не ведет; ни Алексу, ни Кьяре еще не предоставлялось случая пожертвовать чем-то личным ради братско-сестринской любви. Напрячь силы, чтобы ее доказать. И слава богу, считает Алекс, пусть таких случаев не предоставляется и дальше.

— Вообще-то, я хотела тебя поздравить. Тебя и твою невесту, пока заочно. Вот, держи.

Еще один «мантровый барабан». Его собрат давно лежит у Алекса в ящике письменного стола.

— Уменьшенная копия тибетских храмовых колес, — сказала Кьяра. — А символы на талисмане — мантра Ом Мани Падме Хум. И «мани» здесь не деньги, нечего улыбаться.

— Я не по поводу «мани». Все это ты мне уже рассказывала.

— Да?

— Ты подарила мне точно такой же талисман. Не помнишь?

— Ммм… Помню, конечно. Даже лучше, что они одинаковые. Муж и жена — одна сатана, как говорится. И вообще… Теперь все ваши желания исполнятся вдвое быстрее.

— А если они… не совсем совпадают? — спросил Алекс.