— Узнать, что стало с этой девочкой.

— Вы думаете, она могла совершить это преступление?

— Не знаю, Богдан, но сделаю все, чтобы выяснить это.

На следующее утро Мирослава позвонила Виталию Ромашову и представилась.

Он страшно разволновался, сказал, что на работе и разговаривать с ней сейчас не может.

— А когда сможете? — настойчиво уточнила она.

— Приезжайте ко мне домой вечером после семи, — нехотя проговорил он.

— Договорились.

Мирослава слышала, как он тяжело вздохнул, прежде чем отключиться.

В дверь постучали.

— Да, да, — отозвалась Мирослава, продолжая сидеть на диване с телефоном в руках.

— Простите, я не вовремя? — Трофимов заглянул в комнату.

— Ну что вы, Богдан!

Он вошел и сел рядом. Вздохнул, вытянул длинные ноги и сказал:

— Я вчера говорил с отцом.

— Ну и?

— Он ничего не знал.

Увидев недоверие в глазах детектива, быстро добавил:

— Можете не сомневаться! Зная, что мой отец человек честный и, без преувеличения, благородный, Елена Павловна просто не решилась втягивать его в эту историю.

— Даже так?

— Даже так! — несколько запальчиво воскликнул Богдан. — Папа, конечно, любит ее без ума всю жизнь, но у него есть принципы, и он бы уперся рогом со своим кредо, что каждый обязан сам расплачиваться за свои дурные поступки.

— А как с хорошими поступками?

— Что?!

— Что сказано в кредо вашего отца о хороших поступках?

— А, о хороших. За них кто-нибудь да вознаградит.

— Кто же, интересно? — не отставала Мирослава.

— Да что вы, прямо как маленькая?! — начал раздражаться Богдан: — Люди, судьба, бог, в конце концов!

— Вот, конца концов как-то дожидаться не хочется.

— Не хочется, — покладисто согласился он и, подумав, добавил: — Тяжело с вами, с женщинами.

Мирослава улыбнулась и сказала:

— Все-таки я хочу получить внятный ответ.

— Вы верите в то, что мой отец, — он замялся, подыскивая цензурное слово наконец, как ему показалось, нашел, — не замешан в это грязное дело?

— Сдалась вам всем моя вера, — отмахнулась Мирослава.

— Во-первых, кому это всем? А во‐вторых, без веры жить невозможно.

— Отвечаю по порядку: во‐первых, Алене, во‐вторых, смотря во что верить.

— Например, в человека.

— Опять же, смотря в какого человека.

— Не увиливайте! — рассердился Трофимов-младший.

— Хорошо, я верю, что ваш отец мог не знать.

— Ладно, пусть будет хотя бы так, верите, что мог не знать.

Ей надоело с ним препираться, и Волгина ничего не ответила.

Видя, что она молчит, он спросил сам:

— На сегодня есть какие-нибудь планы?

— Есть. Вечером встречаюсь с Виталием Ромашовым.

— Поезжайте с Семой. Автомобиль вам для работы и предоставлен.

— Хорошо, поеду с Семой.

— Ладно, вижу, что успел надоесть вам хуже горькой редьки, пойду я. Но, ради бога, не сердитесь. Когда дело касается отца или Лизы, я готов на все, лишь бы их защитить, оградить от бед. Понимаете? — спросил он с надеждой.

— Вполне.

— Значит, не сердитесь на меня за горячность?

— Нет, но только больше не писайте возле меня кипятком.

Он ошарашенно посмотрел на нее, но через секунду, прочувствовав сказанное ей, громко рассмеялся. И даже когда он закрыл за собой дверь, она все еще слышала его смех.

Мирослава позвонила Семену и сообщила ему, чтобы он приезжал часам к шести вечера.

— А днем? — удивился он.

— Днем у тебя выходной.

— Выходной? — недоверчиво переспросил водитель.

— Выходной, не сомневайся, делай свои дела.

— Спасибо, босс! — воскликнул он радостно и дал отбой.

— Вась, — позвала Мирослава и прислушалась.

Через некоторое время кот появился в дверях.

— Как ты думаешь, — серьезно спросила его Мирослава, — чем нам с тобой лучше заняться — поваляться с книжкой или пожарить рыбу?

— Р-р-р, — проскрипел Василий, как раскачивающаяся на несмазанных петлях дверь.

— Понятно, жарить рыбу? — уточнила она.

Кот повторил те же звуки.

— Тогда нужно быстренько сгонять на рынок.

Василий подошел к ней и боднул ее головой, словно подталкивал к двери.

— Уже бегу, Васенька.

Рынок был в тридцати минутах ходьбы, поэтому Мирослава решила не вызывать такси.

Через полтора часа она вернулась с карасями, а еще через час они валялись на постели сытые и читали книгу. Вернее, читала Мирослава, но вслух, а Василий внимательно слушал, время от времени приоткрывая то один, то другой глаз. И наверное, думал: «Ну что мужчины находили в этой Клеопатре, если она даже рыбу им не жарила…»

— Сема, останови, пожалуйста, здесь, — попросила Мирослава, когда до арки оставалось метров десять.

— А чего так?

— Не хочу, чтобы Ромашов засек эту машину. Вдруг нам понадобится проследить за ним.

Семен кивнул.

Виталий Ромашов открыл дверь сразу, Мирослава еще и руку не успела убрать с кнопки звонка.

«Не иначе, как парень сторожил меня возле двери», — подумала детектив.

— Проходите, пожалуйста, — пригласил он и только потом спросил: — Вы ведь Мирослава Волгина?

— Она самая. Вообще-то спрашивать нужно прежде, чем пускать через порог.

Мирослава протянула ему свое удостоверение, но он отмахнулся:

— Я так перенервничал, ожидая вас.

— Разве у вас есть повод для беспокойства?

— А вы думаете, что нет? — Он заботливо пододвинул ей старое, но добротное кресло, обитое вишневым плюшем.

— Вам виднее, — отозвалась она, усаживаясь в кресло.

Волгина обвела взглядом гостиную, в которую он ее привел, — остальная мебель тоже была весьма старомодной.

— Это мне от тети досталось, — пояснил Виталий, поймав ее взгляд.

— Уютно…

— Да. — Он не садился и топтался прямо перед ней.

Мирослава с интересом рассматривала его — худощавое телосложение, ростом он был не выше ста семидесяти семи — семидесяти восьми сантиметров. Лицо напоминало вытянутый треугольник. Светлые брови. Глаза цвета только-только начинающей золотиться ореховой скорлупы. Волосы тоже светлые, собраны в конский хвост на затылке.