Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на серьезность момента, я чуть не расхохотался, Шелагины тоже с трудом сдержали улыбку.
— Умер — это значит умер. Больше не дышит, не ходит и не двигается, поэтому Совет посещать никак не может, — доходчиво пояснил Шелагин-старший. — Я не знаю, почему цесаревич не посчитал нужным сообщить об этом князьям. Возможно, потому что императора убила Живетьева.
— Что за чушь вы несете? — не поверила Беспалова-старшая. — Зачем было Живетьевой убивать императора, который покрывал все ее грязные делишки? Такое преступление не замять, даже если Александр Константинович будет благодарен за освободившийся трон.
— Есть вероятность, что следующим императором, точнее императрицей, будет Живетьева, — продолжил князь Шелагин. — Потому что убийство произошло ради реликвии: Живетьева удрала вместе с ней.
Глаза обеих Беспаловых округлились в ужасе — дамы разом сообразили, что ничего хорошего эта новость не несет. Старшая несколько раз открывала и закрывала рот, пока не смогла связно сформулировать свои мысли:
— Мы обречены. Если правда, что она умеет перенастраивать реликвии, то она начнет со своей, но ею не закончит. Она уберет всех нелояльных князей.
— Пока она не заявила о своих притязаниях на верховную власть, — заметил Шелагин.
— О, это ненадолго, — вздохнула Беспалова, напрочь потерявшая аппетит. — Я не знаю, чего она тянет. Возможно, подготавливает эффектный выход.
— Цесаревич дал приказ на ее устранение сразу, как только она появится в зоне видимости, и отозвал приказ на наше устранение.
— Хоть одна хорошая новость. — Беспалова скомкала в руке салфетку, как мне думается, представляя на ее месте шею Живетьевой. — Но расслабляться нельзя.
— Именно поэтому мы завтра никуда не поедем, пока хоть что-то не прояснится, — сказал Шелагин-старший.
— Остальных вы предупреждать не стали… — задумчиво протянула Беспалова. — И правильно. Нужно будет позвонить своим…
— Только без подробностей по телефону, — невежливо перебил ее Греков.
— Разумеется, — оскорбилась она. — За кого вы меня принимаете? У нас есть свой шифр. Разумеется, детали происшествия я не передам, но что следует привести все в режим максимальной боевой готовности — смогу. И усилить охрану сына. Хотела Тасю отправить завтра на занятия, но теперь оставлю здесь. Здесь безопаснее.
Нельзя сказать чтобы Таисия была раздосадована таким поворотом. Вряд ли она горела желанием возвращаться в столь недружелюбную среду, пусть мне и удалось уменьшить там токсичность за счет приятелей Фадеева.
— Как насчет еще одного концерта? — тихо спросил я у нее.
— Только в общей гостиной или музыкальной комнате, — почти согласилась она. — Нам неприлично запираться вдвоем.
— Почему вдвоем? Втроем. Глюк всегда со мной. — Кивнул я на щенка. — И спит он куда меньше, чем мне хочется.
— А еще он любит петь, — улыбнулась Таисия. — Можно проверить, будет ли он так же реагировать на музыку рояля.
Последнее слово неожиданно услышала ее мать и воодушевленно сказала:
— Замечательная идея. Немного музыки нам не помешает. Она действует успокаивающе.
Пришлось согласиться на этот вариант, хотя это было совсем не то, чего хотелось мне. И получилось совсем не так, как планировалось: вдвоем нас с Таисией, разумеется, не оставили.
Играла моя невеста действительно очень хорошо, по мастерству давая мне сто очков вперед. Это неудивительно: она занималась с самого детства, а я — всего ничего. И выбор произведений у нее был куда шире моего и куда современней. На пару тысяч лет точно. Тем не менее даже на ее фоне я выглядел достойно, но, честно признаюсь, в этом было больше заслуги моего инструмента.
Спокойным вечер не получился, потому что зрители куда больше обсуждали свои проблемы, чем слушали музыку.
Глава 15
Все запланированные модули я передал как пятерке бойцов, так и Шелагину с Грековым. Перед сном задумался, не использовать ли и мне модуль с вокалом. Но все же решил, что сейчас не то время, чтобы выбывать из строя на всю ночь ради того, чтобы покрасоваться талантами перед Таисией. Как оказалось, решил я правильно. До утра мне трижды приходилось вставать и разбираться с пытающимися к нам проникнуть. Использовал я целительский сон, и сбоя он ни разу не дал — не зря его облюбовал покойный Живетьев. Хорошо, что группы были маленькие, по два-три человека, и всем хватило места в пустующем до этого дня тюремном отсеке.
В дело пошло заклинание уменьшения веса, позволившее переносить сразу всю захваченную группу, но все равно времени на это ушло прилично. Песец предложил сэкономить время и каждого просто полностью раздеть, чтобы уж наверняка ничего не пропустить. Я счел его предложение разумным, поэтому по камерам нападавшие были распиханы в чем мать родила, а их вещи — свалены в еще одной камере. Последнее я сделал на случай, если там что активируется со стороны — стены камер не пропускали никаких воздействий. Изучать содержимое рюкзаков я тоже не стал.
К завтраку я вышел злой и невыспавшийся, в отличие от Грекова с Шелагиным-младшим, которые так сияли, что не возникло сомнения: неактивные заклинания заработали как надо.
— Что-то ты плохо выглядишь… — забеспокоился княжич.
— Будешь тут хорошо выглядеть, — я не удержался и зевнул, — если всю ночь пришлось пресекать попытки к нам забраться.
— Да ты что? — напрягся Греков. — И много их было?
— Вы о попытках или нападавших?
— Мне всё нужно знать.
— Попыток — три, нападавших — восемь. Все нападавшие в тюремном отсеке размещены по одному. Голыми, потому что обыскивать их у меня времени не было. И вообще, спать хотелось.
— Здесь есть тюремный отсек? — поразился Греков.
— Есть. Как для обычных людей, так и для владеющих магией. Я разбираться не стал, всех отправил в тот, где с противодействием магии. Дальше уже вы, Алексей Дмитриевич. Допросы — не мое. Алхимию, если надо, выдам.
— Надо, — признал Греков. — Того, что с собой, маловато будет. На восемь недостаточно. На пару меньше было бы…
Я прикинул, хватит ли у меня запасов, чтобы сделать, пришел к выводу, что впритык, и ответил:
— Что-то приготовлю после завтрака, но мне нужно будет кому-то поручить Глюка во второй половине дня и кого-то для работы со мной в оранжерее.
— Чувствую, твой отец захочет поработать в оранжерее, так что твой страшный пес останется со мной, — вздохнул Греков, покосившись на Шелагина-младшего.