— Я не про приказ, Александр Константинович. Вы же наверняка в курсе сложных отношений между нами и Живетьевыми?

— Эка вы, Павел Тимофеевич, завернули. Разумеется, я в курсе, что глава рода Живетьевых собиралась вас извести.

Тон был барский, снисходительный — мол, надоели вы со своими внутренними дрязгами как мне, так и отцу. Посмотрим, Александр Константинович, что вы вскоре запоете. После того как узнаете, что реликвия больше не у нас.

— И собирается. А какие она оставила приказы своим подручным, я не знаю, поэтому принял решение поставить наблюдателей на нескольких важных точках. В том числе на развалинах бывшего питомника.

Цесаревич насмешливо хмыкнул, выражая свое отношение к наблюдению за развалинами, но Шелагин не смутился и продолжил столь же размеренным тоном.

— Так вот, Александр Константинович. Мне сообщили, что Живетьева вышла из портала и в руках у нее был предмет, подозрительно напоминающий реликвию. Императорскую реликвию.

— Чушь, — бросил цесаревич. — Вы сейчас занимаетесь наглыми манипуляциями в свою пользу.

— Возможно, чушь, Александр Константинович, наблюдатель тоже сомневался. Но я почувствовал беспокойство и необходимость проверить. Константин Павлович, увы, все также не отвечает на мои звонки, а его секретарь сказал, что дворец его императорское величество покинул. Поэтому я настоятельно прошу вас проверить наличие реликвии в сокровищнице, а Живетьевой — в тюрьме. А то слухи, знаете ли, всякие ходят.

— Если бы я проверял всякие слухи, у меня не было бы свободного времени, — насмешливо бросил цесаревич.

— Эти слишком серьезные. Прошу вас проверить для моего личного спокойствия. Потому что отклик от моей реликвии немного странный. И если вашей нет в сокровищнице, то к своей я остерегусь обращаться.

— Н-да… Павел Тимофеевич, вы мне казались разумным человеком, — неодобрительно бросил цесаревич. — И теперь вы хотите, чтобы я тратил время на успокоение ваших нервов.

— Вопрос слишком серьезный, Александр Константинович, — жестко сказал Шелагин. — Либо вы немедленно доказываете, что реликвия осталась у вас, либо я ставлю вопрос на Совете, который сейчас идет.

— После того как вы убедитесь в беспочвенности своих подозрений, вы пообещаете больше никогда ко мне не обращаться, — заявил цесаревич. — Потому что я не хочу становиться разменной картой в ваших игрищах. Пойдемте.

Судя по Метке Шелагина вели действительно в сокровищницу, со всеми предосторожностями и проверками. Цесаревич явно был разозлен, как он считал, «бзиком» князя, поэтому разговоры с ним не вел, и я переключился на Грекова и немного того послушал. Безопасник явно пытался выведать какую-то информацию, но делал это столь обходным путем, что я очень быстро потерял нить разговора, так и не поняв, о чем там шла речь. Возможно, потому, что не слышал его сначала? Слушать Грекова я перестал, переключился на Шелагина.

Судя по Метке, он был уже совсем рядом с сокровищницей. Еще пара минут — и поднимется знатный переполох.

— Посторонних мы в эту сокровищницу не пускаем, но для вас я сделаю исключение, — бросил цесаревич. — В последнее время все словно с ума посходили. Вот видите — футляр реликвии лежит на полке. Все в порядке.

— А сама она? — вкрадчиво спросил Шелагин. — Мы договаривались, что вы покажете мне реликвию, а не футляр от нее.

— Смотрите, — судя по звукам, цесаревич открывал футляр.

Звуки длились недолго, сменившись оглушительной тишиной. Я даже успел испугаться, что и эта Метка слетела — мало ли, срок жизни вышел.

— Я ничего не вижу, — разбил тишину Шелагин.

— Потому что ее здесь нет. Возможно, она у отца.

— Который уехал из дворца с реликвией, после чего с реликвией на своей территории появилась Живетьева? Знаете, Александр Константинович, я начинаю всерьез беспокоиться и за вашего отца. Мне он по телефону не отвечает. Возможно, ответит вам?

Опять наступила тишина, прерываемая лишь прерывистым дыханием, скорее всего — цесаревича, потому что Метка Шелагина была относительно спокойной.

— Не отвечает. Что же делать? — растерянно спросил цесаревич.

— Позвоните в службу безопасности. Спроси́те, куда уехал император. Дело государственной важности. Следует поторопиться.

— Для начала мы покинем сокровищницу, чтобы мне не волноваться о ее содержимом.

— А чего волноваться, Александр Константинович? Опоздали вы с этим. Самое важное уже украли.

— Это еще не доказано. Сейчас будем выяснять.

Скорее всего, выяснял цесаревич под куполом тишины, потому что я ничего не слышал до тех пор, пока он не объявил:

— Отец действительно отправился в тюрьму к Живетьевой. Он отдал приказ его не беспокоить, поэтому никто не рискнет проверить, что там в камере.

— Даже с учетом возможного похищения реликвии? — вкрадчиво спросил Шелагин.

— Это только ваши слова. Думаете, мой отец стал бы спокойно смотреть, как его обворовывают?

— Думаю, в арсенале целителей есть заклинания, которые пропускают защитные артефакты. Вы наверняка видели видео с попыткой убийства моего сына Эрнестом Живетьевым.

— Вы едете со мной, — решился цесаревич. — Если это окажется глупым розыгрышем, то гнев отца падет на вас, а не на меня.

— Хотел бы я, чтобы это было розыгрышем, — вздохнул Шелагин. — Но похоже, эта старая гадюка вышла на тропу войны.

Разговаривая, они двигались к выходу, куда уже подогнали машину для цесаревича. Шелагин тоже поехал в ней, а мне пришлось цепляться за крышу, что при столь мерзкой и холодной погоде не доставляло ни малейшего удовольствия. Зато я был уверен, что не пропущу ни одного слова.

Ехать просто так было скучно, и по дороге я связался с Грековым.

— Как успехи?

Его Метка полыхнула удивлением. Ненадолго — взял он себя в руки практически сразу.

— Приказ есть. Пытаюсь притормозить выполнение. Пока никак.

— Князь в курсе?

— О, точно. Сейчас свяжусь.

Связывался Греков не в общем канале, поэтому я не услышал, что он говорил. Зато услышал, что сказал Шелагин:

— Мне кажется, в последнее время ваш отец находится под сильным влиянием Арины Ивановны. Выполняет ее желания и даже требования. Как будто глава страны она, а не он.

— Не преувеличивайте Павел Тимофеевич, — недовольно бросил цесаревич.

— Я, скорее, преуменьшаю проблему, — не согласился Шелагин.

— Уверен, сейчас мы переговорим с отцом и все разрешиться.

Но в его голове уверенности не было ни на гран, а вот зарождающаяся паника — была. Видно, начал подозревать, что ситуация вышла из-под контроля.