– Конечно, захочу.

Я съела еще одну ложечку, думая, как бы выразиться потактичней. На ум ничего не шло.

– Я сказала, что ты не захочешь это знать, а на самом деле имела в виду, что не захочу тебе это говорить.

Вот обязательно надо быть такой непрошибаемо честной?

– А-а… – Сойер свернул на Санрайз-драйв. – Это все меняет.

Он молчал еще с милю или около того. Любой другой уже вытащил бы из меня все подробности сегодняшней драмы. Плюс одно очко в пользу Сойера. За этот вечер он их набрал немало, и я начинала понимать, что слишком поторопилась с мнением о нем – точно так же, как вся школа поторопилась с выводами насчет меня. Сойер не укладывался ни в клише качка, ни в клише сынка богатеньких родителей. Да, он много занимался спортом и носил одежду с лейблами дорогущих брендов, но в то же время был внимательным и добрым – и единственным, кто помог попавшей в неприятности девушке. Ох, в моем романе Сойеру Даймонду, кажется, грозит звание хорошего мальчика.

Когда мы свернули на подъездную дорожку к моему дому, я с удивлением обнаружила, что умяла почти полведерка мороженого. Завтра на тренировке придется бороться с последствиями обжорства. В буквальном смысле.

– Спасибо, что подвез, Сойер. – Я повернулась к нему. – Ты нашел бы тысячу более интересных занятий на школьном балу, и я очень ценю твою помощь.

– Я выбрал самый интересный из всех вариантов. – Он расстегнул ремень и склонился ко мне.

Усилием воли я заставила себя не закатывать глаза. Минус одно очко мистеру Даймонду Отвернулась, потянулась к ручке двери.

– Спокойной ночи.

– Люси, подожди. – Сойер схватил меня за руку. – Я всю дорогу колебался, говорить тебе или нет, но все-таки паршивый из меня будет друг, если я промолчу. – Забрав у меня ведерко с полурастаявшим мороженым, он поставил его на заднее сиденье. – Я знаю, что тебе нравится Джуд, но вдруг после сегодняшнего это можно будет произносить в прошедшем времени…

В желудке заворочался тяжеленный кирпич. Чертово мороженое, будь оно неладно.

– Сойер, – начала я, желая только одного – чтобы он замолчал. Я вовсе не была уверена, что хочу узнать о Джуде все. Потому что тогда, если я останусь с ним, мне нечем будет оправдываться перед собой.

– Он не тот, кто тебе нужен, Люси, – все-таки рискнул Сойер – и заткнулся. То ли увидел что-то в моем взгляде, то ли почувствовал, как разгорается внутри меня злость.

– Я сама решу, кто мне нужен, а кто нет, Сойер, – ответила я, пытаясь вырвать руку и выбраться из машины.

Меня не пустили.

– Нет, Люси, подожди, не уходи вот так. – Он глубоко вздохнул. – Ты права. Я не имею права указывать тебе, что делать и с кем встречаться.

И ты совершенно прав, отозвался мой внутренний голос.

– Но пожалуйста, сделай мне одно одолжение. В следующий раз, когда увидишься с Райдером, – если он вообще будет, этот следующий раз… – Сойер помолчал несколько секунд, словно решал, стоит ли продолжать заведомо проигранную битву. – …Спроси его о Холли.

Меня резко пробил озноб.

– Что за Холли?

– Это пусть Джуд тебе расскажет.

А еще считается, что в этом мире только женщины способны выводить из себя! Кажется, пора пересмотреть статистику.

– Тогда зачем ты вообще о ней упомянул?

– Потому что ты имеешь право знать, во что ввязываешься.

Насчет права я и без Сойера в курсе, только не уверена, захочу ли на самом деле все знать. В любом случае мне больше нечего было ему сказать.

– Доброй ночи, – попрощалась я, выходя из машины, – на этот раз Сойер меня отпустил. – Спасибо еще раз, что подвез.

Он расплылся в своей фирменной ультрабелоснежной улыбке:

– Спасибо, что разрешила подвезти. В понедельник увидимся?

Я надела кардиган, пожала плечами:

– Если Западное побережье США не рухнет в Тихий океан.

– Короче, если не случится никакой природной, личной или экономической катастрофы, мы увидимся в понедельник?

– Убирайся уже отсюда, Даймонд, – все-таки улыбнулась я, захлопнув дверцу.

Послав воздушный поцелуй, Сойер лихо развернулся на подъездной дорожке и, безостановочно махая мне рукой, вырулил на шоссе, умчав в даль.

Я смотрела ему вслед, пока задние габариты не растворились в темноте ночи, и пыталась понять, как все-таки отношусь к Сойеру. Если судить по тому, что на поверхности, то он идеальный кандидат на премию «Парень года». Но было в нем еще что-то – я не могла толком определить что, – отчего волосы у меня на затылке вставали дыбом всякий раз, когда Сойер был поблизости. Чистой воды инстинкт, ничего больше, но не прислушиваться к нему я не могла.

Вдруг я поймала себя на мысли, что на дворе полночь, а я стою посреди подъездной дорожки и пытаюсь решить, как следует относиться к Сойеру Даймонду. Мысленно дав себе смачный подзатыльник, я развернулась и вошла в дом.

В гостиной горела лампа. Я это заметила, только открыв дверь, и вздрогнула. Конечно, это была мама, сидела за ноутбуком. Плечи у нее поднялись, когда я закрыла за собой дверь дома.

– Привет, мам. – Чем быстрее начну, тем быстрее закончу.

Обернувшись, мама сняла очки и поглядела на меня так пристально, словно мы не виделись несколько лет и она пытается припомнить, как должна выглядеть семнадцатилетняя Люси.

– Парень, который тебя привез, ведь не тот, кто увозил? – В ее голосе не слышалось ни холода, ни злости – маме просто было интересно.

Я кивнула, снимая туфли и пиная их в сторону.

– И почему же так получилось?..

На это мне нечего было сказать. Ни ей, ни себе. Но мама ждала ответа.

– Я и сама толком не знаю, – пробормотала я и пошла к лестнице. Ничего мне так не хотелось, как надеть пижаму и проспать всю оставшуюся ночь.

Мама закусила губу, на лице ее застыло выражение «мы обсуждаем важную тему».

– Он сделал тебе больно? – наконец выпалила она, кажется, не так напуганная моим возможным ответом, как самим вопросом.

Нелегко на такое ответить. Но тут я, по крайней мере, точно знала, что мама имеет в виду.

– Нет, конечно.

– Люси. – Она поднялась из-за стола.

– Мам. Я знаю, что у меня большие проблемы, – сказала я, положив ладонь на перила лестницы. – Знаю, что за то, что врала тебе и сбежала сегодня из дому, я под домашним арестом, пока мне не исполнится восемнадцать. Но сейчас я просто хочу лечь спать и забыть все, что сегодня произошло. Можно?

В третий раз за день я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Это уже совершенно невыносимо.

– Конечно. – Мама снова села в кресло. – Но я повторю то, что уже сказала. Ты можешь поговорить со мной, если хочешь.