– Вильям! – голос Абрахама раздался прямо над ним.

Вильям посмотрел прямо на Абрахама Талли, к которому вернулось его истинное обличье. Кожа на лице обвисла лохмотьями, маленькие глазки горели злым огнем. Похоже, он наконец-то добрался до того, чего так жаждал – до луридиума, который дедушка похитил, чтобы спасти своего единственного внука. Луридиум нужен был Абрахаму для поддержания жизни.

Он шагнул к Вильяму и поставил ногу ему на грудь. Вильям почувствовал, что дышать стало почти невозможно.

– По-жа-луй-ста… – умолял он, но тщетно.

Несмотря на дряхлое тело, Абрахам был очень сильным. И Вильям ничего не мог поделать, когда Абрахам навалился на него и стиснул его горло тонкими пальцами.

Он почувствовал, что силы покидают его. Но вдруг он вспомнил, как хищное растение едва не задушило его, а орб спас. Последние силы Вильям потратил на то, чтобы вытащить орб из нагрудного кармана.

Помоги мне, подумал он.

И Орб как будто прочитал его мысли: он взлетел и завис над ними, а потом нанес мощный удар в голову Абрахама.

– Убирайся, – крикнул Абрахам, пытаясь отогнать шар морщинистой рукой, а другой продолжал душить Вильяма.

Орб снова напал на него, но Вильям чувствовал, как воздух медленно покидает его легкие. Последнее, что он увидел, прежде чем все потемнело, это Лайка, которая прыгнула на Абрахама и вцепилась в него зубами.

Вильям открыл глаза.

Он лежал на больничной койке, к его телу было прикреплено множество проводов, которые тянулись к стоявшим вокруг кровати аппаратам.

Монитор попискивал в такт ударам его сердца. Прозрачный пакет с какой-то жидкостью висел рядом на капельнице. В горле пересохло и очень хотелось пить.

Когда глаза привыкли, Вильям заметил, он не один. У окна кто-то стоял, но он не мог разглядеть, кто. Солнечный свет был слишком ярким.

– Пить…

Его голос был хриплым, говорить было больно. Он закашлялся.

Фигура обернулась к нему.

– Вильям, ты очнулся!

Иския? – подумал Вильям.

Она подошла к нему, остановилась около кровати. Посмотрела на него и улыбнулась.

– Ты целую неделю провел в искусственной коме. Как ты себя чувствуешь?

– Пить… – повторил Вильям и снова закашлялся.

– Сейчас, – сказала Иския и через несколько мгновений вернулась к кровати с чашкой в руках. Вильям поднял голову с подушки и начал пить.

– У меня очень болит голова, – он провел рукой по лбу.

Иския дернула за красный шнур, висевший на стене.

– Где я?

– В Институте.

– Я не умер?

– Нет, но вообще-то ты был на волосок от гибели. – Иския посерьезнела. – Абрахам чуть было не извлек луридиум из твоего тела.

– Луридиум, – повторил Вильям. Казалось, что ему приснился кошмар. – Так ты знаешь, что в моем теле луридиум?

– Знаю, – сказала она и улыбнулась. – Но ты не такой, как другие машины, хоть и на сорок девять процентов меньше человек, чем я думала.

Вильям не смог сдержать улыбку. Почему-то ему было приятно слышать слова Искии. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

– Но что случилось… Где дедушка?.. и Абрахам?..

– Орб и Лайка атаковали Абрахама. Но там все было залито водой, – сказала Иския. – Я была уверена, что мы утонем.

– Как же мы выбрались?

– Помнишь все эти подводные лодки?

Вильям кивнул.

– Мы выбрались на одной из них. Вода протолкнула подводную лодку через стену. Через несколько минут мы уже неслись по Темзе. Но ты же был там, – сказала она и рассмеялась. – Хотя и не совсем…

– Что с дедушкой?

Иския посерьезнела.

– Твой дедушка лежит в отдельной палате и выходит из заморозки. Кажется, подвергаться разморозке и заморозке таким образом не очень-то полезно для здоровья. Но говорят, есть шанс, что он очнется.

– Шанс? – повторил Вильям. – Значит, он может и не очнуться?

Иския опустила глаза.

– Лучше поговори с остальными, – сказала она.

– Я должен его увидеть, – Вильям попытался встать, но у него не получилось. – А что с Абрахамом?

– Он снова заморожен, лежит в криокамере здесь, в Институте. Отсюда не сбежишь. Не думаю, что мы о нем еще услышим. Я не так много об этом знаю, но Гофман говорил, что луридиум так долго пробыл в теле Абрахама, что полностью уничтожил в нем человека.

– Он стал бессмертным? – с ужасом спросил Вильям.

– Да, в некотором смысле. Но не вполне живым. Ему придется навсегда остаться в заморозке.

Иския помедлила.

– Я должна тебе кое-что рассказать, – сказала она наконец.

– Что же?

– Моя папка, я нашла ее в Архиве. Была причина, по которой я не хотела рассказывать тебе, что там было. Каким было мое задание.

– И что же это было за задание?

– Ты, – помедлив, ответила она.

– Я?

– Да. Моим заданием было приглядывать за тобой, если что-то произойдет. И ведь действительно произошло.

Вильям лежал и смотрел на нее.

– Поэтому ты нашла меня в Лондоне?

– Да. Мне очень жаль, что я не могла рассказать тебе правду. Слишком многое от этого зависело. Кто-то должен был пойти с тобой в туннели, – сказала она смущенно.

– Я понимаю, – Вильям взял ее за руку, но чуть не подскочил на кровати, потому что дверь распахнулась и в комнату ворвался Слаппертон.

– Вильям! – воскликнул он. Но он не успел отдышаться, поэтому просто стоял и смотрел на Вильяма, открывая и закрывая рот, как золотая рыбка. – Э… я… э-э-э… – снова попытался он что-то сказать.

Но тут дверь снова распахнулась, и в комнату ввалился Фриц Гофман.

– Ты очнулся!

– Да.

– Я, э-э-э… я… – заговорил Гофман, но махнул рукой.

– Они пытаются сказать, что очень рады снова тебя видеть, – сказала Иския и улыбнулась. – И что им очень жаль.

Слаппертон и Гофман покраснели.

– Ведь так? – спросила Иския.

– Да, – сказал Слаппертон.

– Так, – сказал Гофман.

* * *

Через несколько дней Вильям сидел, пристегнувшись, на мягком диване в большом самолете, принадлежавшем Институту. Он почти дрожал от радости – всего через несколько часов он вернется домой, в Норвегию, и увидит родителей.

Казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как он их видел в последний раз. И господина Гумбургера, и весь класс. Столько всего произошло! Вильям чувствовал себя совсем другим.