18 марта 2018 года Россия выбирала президента. Пребывание в следственном изоляторе не поражает граждан в их избирательном праве. Я устроил шутливый праймериз и получил результат, сильно отличавшийся от усреднённых экспертных предсказаний. Разумеется, это было дурашливой игрой, не имеющей ничего общего с социологически достоверными данными. Однако в каждой шутке, говорят, есть доля шутки. Четверть голосов получил действующий президент. По двадцать пять процентов набрали кандидаты Ксения Собчак и Григорий Явлинский. Ещё двадцать пять процентов голосующих зэков не определились с выбором. Ближе ко дню голосования, после отселения в другую камеру провластного Рэмбовича, различия в предпочтениях охваченного опросом тюремного населения от среднероссийских стали уже вызывающими. Кандидатура Ксении Анатольевны, хоть и украшаемая порой обидными эпитетами и скабрёзными шуточками, тем не менее явно лидировала. Правда, горе-шпион Намсарай Дамбаев последовательно портил картину стопроцентной «чеченской» явки, заявляя, что при любых обстоятельствах испортит свой бюллетень, изорвав его в мелкие клочья. Недели за две до выборов во время проверок я начал интересоваться у офицеров, как будет организовано голосование заключённых. Но ни в одной из дежурных смен мне не смогли или не захотели ответить на этот вопрос. В день выборов с самого утра ощущалась большая суета. Начальство российской тюрьмы номер один ожидало разных неприятных гостей, включая собственное руководство. Кроме того, прибывало большое количество гражданских лиц – общественников и наблюдателей. Предстояло водить многочисленные группы зэков к месту голосования и обратно, поэтому была усилена охрана, ей было придано большое полицейское подкрепление. Не знаю, из каких подразделений понабрали временных бойцов, но в них чувствовалось какая-то робость. Эти парни были не знакомы с тюремными порядками и нравами, плохо ориентировались в замысловато устроенных коридорах, переходах и лестницах. Они были напряжены и подозрительны. Местные охранники на их фоне демонстрировали эдакую удаль бывалых, всезнающих и немного утомлённых старожилов. Подобно армейским «дедам», они руководили новобранцами со смешанным выражением раздражения и снисходительности. Нам несколько раз объявляли, чтобы мы готовились под конвоем проследовать к урнам свободных выборов. Потом отменяли приказ, чего-то ждали. Наконец вывели из камеры и проводили в корпус, где обычно происходили встречи со следователями и адвокатами, заперли в кабинете, оборудованном встроенной металлической мебелью, столом и лавками. Окно, почему-то не заклеенное серой непрозрачной плёнкой, как в других подобных кабинетах, выходило на неширокую пустынную улицу. Старый обшарпанный дом напротив смотрел на тюрьму немытыми окнами, имел нежилой вид. Кто-то уверенно рассказывал, что почти все квартиры в этом и подобных домах арендованы иногородними родственниками заключённых. Весь фасад от неровного асфальтового тротуара до второго этажа был заклеен истрёпанными объявлениями адвокатов, обещавшими быстро и недорого решить любые проблемы. Представлялось, как эти, сродни вокзальному жулью, «решалы» обирают какую-нибудь замученную тётку, на последние деньги прибывшую в Москву выручать попавшего в беду сына или мужа. На улице было мрачно и пустынно, всё там будто замерло в противоположность суетливому оживлению, царившему внутри тюрьмы. Через полчаса нас, нетерпеливо поторапливая, стали по одному провожать в комнату для голосования. И без того небольшое пространство комнаты было сжато за счёт выгороженного отсека, в котором за занавеской помещалась урна. За расположенными под углом вдоль двух стен столами плотно и неудобно, прижавшись друг к другу, сидело множество народу. Несколько человек были в форме – серо-синей фсиновской и ярко-синей прокурорской. Но большинство – в гражданской одежде, в основном женщины. Первые, в форме, были угрюмы и озабочены. Вторые, напротив, приветливы и оживлены. Войдя, я встретил их доброжелательные улыбки. Одна из сидевших напротив двери женщин в ответ на моё обращённое ко всем приветствие громко и внятно произнесла: «Мы наблюдатели. Зрители вашего театра. Мы следим за делом и болеем за вас». Я был чрезвычайно впечатлён и растроган такой неожиданной и ярко явленной поддержкой. За ширмой поставил «галочку» и опустил бюллетень в урну. На обратном пути услышал, как местный опер говорил прикомандированному: «Это спецблок, нормальные люди; вот сейчас общий поведут и тубонар – насмотритесь».

Через несколько дней, когда официальные итоги всенародного голосования были подведены и опубликованы, мне попалась газетная статья, в которой приводились сведения об итогах выборов в различных закрытых спецучреждениях. В частности, у нас, в СИЗО № 1 «Матросская тишина», и в психиатрической больнице № 1, известной, как Кащенко или Канатчикова дача. Из статьи следовало, что психи и зэки – абсолютные лидеры протестного голосования: результаты всех без исключения оппозиционных кандидатов были кратно лучшими, чем в целом по стране. Впрочем, стоит заметить, что даже если бы избирком учитывал только эти экстремальные результаты, общий итог выборов всё равно бы не изменился, действующий президент побеждал вполне уверенно.

Неожиданно и по необъяснимым причинам было прекращено безнадёжно тянувшееся, всё глубже погрязавшее в трясине бездоказательного вранья предварительное следствие. Из опасения обвинений в необоснованном затягивании или по другим неведомым соображениям высокого начальства, но так или иначе 10 января, в первый рабочий день 2018 года, мне предъявили соответствующее постановление Полковника Цахеса. Несомненно, решение было принято им не самостоятельно, полковник действовал по приказу. Нерадивая следственная группа считала, что сроки будут продлеваться бесконечно долго. Команда о завершении расследования явно застала их врасплох и оказалась неожиданностью для самих расследователей. Теперь они принялись судорожно шить дело в самом буквальном смысле этого выражения. Десятки тысяч листов совершенно бессмысленных материалов беспорядочно группировались в тома. Здесь были отчёты о налоговых проверках сотен компаний и индивидуальных предпринимателей, когда-либо взаимодействовавших с «Седьмой студией». Попадались и сведения о фирмах, не имевших к делу никакого отношения. Сотни банковских договоров, уставные и регистрационные документы явно никем не читались, не говоря уже об их исследовании и анализе. Материалы подшивались в том же виде, в котором они изымались в различных учреждениях, вне логики и хронологии засовывались под картонные обложки. Нарушалась нумерация листов, случалось, они вшивались вверх ногами. Следователи пытались создать впечатление, что проделали гигантскую работу. Для объёма в дело помещались распечатанные с нескольких разных компьютеров одни и те же материалы групповой служебной переписки. Апофеозом очковтирательства оказались помещённые в дело распечатки статей бухгалтерских сайтов и форумов. Привыкшие мерить мир по себе жулики в погонах были уверены, что никто не станет вникать в потоки словесного абсурда и изучать весёлые картинки, составившие десятки тысяч листов бездарно сочинённого ими «Театрального дела». Но мы с адвокатами не поленились скрупулёзно вычитать все двести семьдесят томов. О некоторых перлах я расскажу чуть позже.