— Хорватский узел, инспектор.

— Что?

— Это же элементарная история, разве нет?

— Буду рад, если вы меня просветите, шеф.

Хаген заложил руки за спину.

— Что вы знаете о Тридцатилетней войне?

— Думаю, мало что.

— Во время Тридцатилетней войны король Густав Адольф, собираясь вступить в Германию, пополнил свою дисциплинированную, но малочисленную армию теми, кого считали лучшими солдатами в Европе. Потому что они слыли совершенно бесстрашными. Он нанял хорватов. Вам известно, что норвежское слово «krabat», сиречь «буян, головорез», пришло из Швеции и изначально означало «хорват», то есть «бесстрашный сорвиголова»?

Харри помотал головой.

— И хотя хорваты сражались в чужой стране и носили мундиры шведской армии, им разрешили в знак отличия от всех прочих носить кавалерийский платок. Шейный платок, который они завязывали особым узлом. Французы заимствовали и модифицировали эту деталь, а назвали в честь хорватов — cravate, галстук.

— Вон как.

— Да.

— Спасибо, шеф. — Харри забрал из принтера последнее фото и посмотрел на человека в шарфе, которого Беата обвела кружком. — Вполне возможно, вы сейчас подкинули нам зацепку.

— Нам незачем благодарить друг друга за то, что мы делаем свою работу, Холе. — Хаген взял остальные листы и вышел.

Халворсен поднял голову, когда Харри стремительно влетел в кабинет.

— Терпение и труд!

Халворсен вздохнул. Эта фраза означала, как правило, массу работы и нулевой результат.

— Я звоню Алексу в Европол, — сказал Харри.

Халворсен знал, что Европол, младший брат Интерпола, размещается в Гааге, учрежден странами Евросоюза после терактов в Мадриде в 1998-м и занимается прежде всего борьбой с международным терроризмом и организованной преступностью. Непонятно только, почему этот Алекс регулярно и охотно помогает Харри, хотя Норвегия не член Евросоюза.

— Алекс? Harry in Oslo. Could you check on a thing for me, please?[15]

Халворсен слушал, как Харри на своем корявом, но эффективном английском просит Алекса пошарить в базе данных насчет преступлений, совершенных предположительно международным преступником в Европе за последние два года. Под рубрикой «наемное убийство» и «хорват».

— I'll wait,[16]— сказал Харри и стал ждать. Затем с удивлением произнес: — Really? That many?[17]— Он поскреб подбородок, попросил Алекса добавить пистолет и калибр 9 миллиметров. — Двадцать три попадания, Алекс? Двадцать три убийства, возможно, совершенные киллером-хорватом? Господи Иисусе! Да, я знаю, войны порождают профессиональных убийц, и все же. Проверьте Скандинавию. Ничего? О'кей, а имена есть, Алекс? Нет? Hang on a sec.[18]

Харри посмотрел на Халворсена словно в надежде, что тот скажет что-нибудь спасительное, но Халворсен только пожал плечами.

— Ладно, Алекс, — сказал Харри. — Последняя попытка.

Он попросил Алекса добавить в поиск красную шейную косынку или шарф.

Халворсен услыхал, что Алекс засмеялся.

— Спасибо, Алекс. До связи.

Харри положил трубку.

— Ну что? — спросил Халворсен. — Терпение и труд?

Харри кивнул. Осел в кресле поглубже, потом резко выпрямился.

— Начнем думать снова. Что у нас есть? Ничего? Отлично, я люблю начинать с чистого листа.

Халворсену вспомнилось, как Харри однажды сказал, что хороший и средний дознаватели отличаются друг от друга способностью забывать. Хороший дознаватель забывает все те случаи, когда чутье подводило его, забывает следы, в которые верил, но которые завели не туда. И простодушно забыв обо всем, начинает снова с неменьшим энтузиазмом.

Зазвонил телефон. Харри схватил трубку.

— Хар… — Но голос на другом конце линии уже что-то говорил.

Харри встал за столом, костяшки на руке, сжимающей трубку, побелели.

— Погодите, Алекс. Я скажу Халворсену, чтобы записал. — Харри прикрыл трубку ладонью и крикнул Халворсену: — Он для смеху сделал еще одну попытку. Исключил хорвата, и девять миллиметров, и все прочее, искал только «красный шарф». Четыре попадания. Четыре профессионально осуществленных убийства с помощью пистолета, причем свидетели видели возможного киллера с красным шарфом. Запиши: Загреб, двухтысячный и две тысячи первый; Мюнхен, две тысячи второй, и Париж, две тысячи третий. — Харри снова заговорил в трубку: — This is our man, Alex.[19]Нет, я не уверен, но чутье подсказывает — он. А рассудок говорит, что два убийства в Хорватии не случайность. У вас есть особые приметы, чтобы Халворсен записал?

Халворсен увидел, как Харри открыл рот.

— Как это «никаких особых примет»? Если они запомнили шарф, то наверняка запомнили и что-то еще. Что? Обычный рост? И это все?

Слушая собеседника, Харри качал головой.

— Что он говорит? — шепотом спросил Халворсен.

— Что сведения расходятся, — тоже шепотом ответил Харри.

Халворсен так и записал.

— Да, хорошо бы переслать детали мейлом. Спасибо вам. Если нароете что-нибудь еще, вероятное его местонахождение и прочее, звоните. Ладно? Что? Ха-ха. Конечно, скоро пришлю запись, с женой.

Харри положил трубку и заметил вопросительный взгляд Халворсена.

— Старая шутка, — пояснил Харри. — Алекс думает, что все скандинавские семейные пары снимают частное порно.

Он опять взялся за телефон, а обнаружив, что Халворсен все еще смотрит на него, со вздохом добавил:

— Я даже ни разу не был женат, Халворсен.

Магнусу Скарре пришлось кричать, чтобы перекрыть шум кофеварки, которая кашляла как чахоточный больной:

— Может, это разные киллеры, принадлежащие к неизвестной до сих пор группировке, и красный платок на шее у них вроде как униформа.

— Ерунда, — равнодушно бросила Туриль Ли и стала в кофейную очередь за Скарре. В руке у нее была пустая кружка с надписью «Лучшая мама на свете».

Ула Ли издал короткий квохчущий смешок. Он сидел за столиком в кухонной нише, которая фактически служила столовой для убойного отдела и отдела нравов.